С каждым днем вопросов становилось все больше и больше: не пытался ли Вильям тебя поцеловать? Я сказала, что Вильям — самый воспитанный человек из всех, кого я знаю. Он попробует меня поцеловать, только если я ему разрешу. А если ты разденешься и встанешь перед ним, он хоть будет знать, что делать? Вильям — мужчина, отвечала я, так что, разумеется, он будет знать, что делать! Я старалась обратить все в шутку, но доктор Эммануэль Родригес становился все настойчивее. У Вильяма раньше уже были девушки? Как насчет миссис Шамиэль, одобряет ли она выбор своего сына? Кому принадлежит дом в Лавентиле?

Я отвечала, как могла. Я не понимала, почему он так себя ведет. Я не могла поверить, что мои отношения с Вильямом заставляют доктора Эммануэля Родригеса ревновать.

Помимо этого, случилось еще кое-что. Доктор Эммануэль Родригес узнал, что его брат Джордж на Антигуа тяжело заболел; позвонила Сири и сказала, что если брату станет хуже, то доктору придется приехать. За исключением жены и детей (и матери, с которой он не поддерживал отношений), Джордж был его единственным родственником. А доктор Эммануэль Родригес совершенно не выносил, когда заболевал кто-то из членов семьи — об этом мне рассказала Марва.

— Когда умер Александр, доктор Родригес творил такое, о чем наверняка сейчас горько сожалеет.

— Что именно?

— Неважно. Сейчас это все уже в прошлом. В далеком прошлом.

— Расскажи мне, Мавра.

— Скажем так, он заставил других людей страдать. Очень сильно страдать.

Однажды ночью он вручил мне маленькую черную коробочку. В ней лежали сверкающие серебряные серьги.

— Надеюсь, тебе понравится. Я купил их в «Де Лима».

Я вдела серьги в уши и приподняла волосы, чтобы он смог оценить. Он сказал:

— Потрясающе. Как только я их увидел, сразу понял — они созданы для тебя. Никогда раньше не видел, чтобы ты носила серьги.

Полюбовавшись на себя в зеркале, я сняла серьги, положила в коробочку и спрятала подальше в шкаф. Кто-нибудь обязательно спросит, откуда у меня такая вещь.

— Скажешь Элен, что их прислала тебе тетя с Тобаго.

— Тогда она увидела бы посылку среди почты.

— Ну хорошо, скажи, что тебе их подарил поклонник. Или ты накопила денег и сама себе купила.

— Как я могла скопить столько денег?

— Селия, я хочу, чтобы ты их носила. — Это прозвучало как приказ. — Не нужно говорить, что они настоящие. Сейчас везде продают бижутерию, которую на вид не отличишь от настоящих драгоценностей.

Это было все равно что напрашиваться, чтобы нас разоблачили.

В следующую субботу он настоял, чтобы после обеда я вместе с ним поехала на сахарные плантации, где он должен был заехать в местную больницу. Как выяснилось, Элен Родригес была приглашена в гости. Она должна была взять с собой детей, более того, планировалось, что мероприятие займет весь день. Робинсоны недавно построили плавательный бассейн, поэтому всех попросили захватить купальные костюмы. Даже у Консуэлы были крошечные пляжные бикини. Миссис Скотт предложила заехать за Элен и детьми, а вечером привезти их обратно; таким образом, доктор Эммануэль Родригес получал машину в свое распоряжение.

— Сегодня до конца дня ты можешь быть свободна, — сказала мне Элен Родригес, укладывая в большую корзину пляжные полотенца. — Думаю, Вильям с удовольствием воспользуется случаем, чтобы тебя куда-нибудь сводить.

Нам предстоял довольно долгий путь на юг в сторону Сан-Фернандо. Несмотря на возможность побыть наедине, я опасалась уезжать так далеко от дома. Если сломается машина или произойдет что-то другое, что вынудит нас задержаться, как мы объясним мое присутствие?

— Жизнь слишком коротка, — сказал доктор Эммануэль Родригес, глядя прямо перед собой. — Когда-нибудь ты это поймешь. В юности ты считаешь, что перед тобой вечность. Но такой штуки, как вечность, просто не существует.

Вскоре по обе стороны дороги появились заросли сахарного тростника высотой в человеческий рост. Плантации уже начали выжигать, и мы слышали сладкий запах гари. Где-то вдали виднелись поднимающиеся в небо облака дыма.

— Отчасти это делают для того, чтобы избавиться от всех насекомых, — пояснил доктор Эммануэль Родригес. — И от листьев. Потом стебли рубят на небольшие куски и делают сахар.

Я это уже знала, но промолчала. Иногда он говорил со мной, как с ребенком, как будто он был моим учителем или моим отцом. — И, как тебе известно, потом из сахара делают ром.

— Да, — подтвердила я.

— И это одна из самых важных статей тринидадско-го экспорта.

— Да, — еще раз сказала я.

Он высадил меня на молу, возле небольшого яхт-клуба.

— Я скоро вернусь, а ты пока можешь полюбоваться морем. — Он показал на серо-голубую гладь. — Если как следует приглядеться, можно увидеть Венесуэлу.

Стоявший на холме яхт-клуб Пуэнт-а-Пьер был украшен надувными шарами, вымпелами и флагами. Люди толпились у стойки бара. Какая-то девочка из тех, что играли на пляже, пробежала по молу и остановилась возле того места, где я сидела, глядя на качающиеся на волнах яхты. Девочка пристально смотрела на меня:

— Откуда вы приехали?

— Кто это спрашивает? — как можно дружелюбнее поинтересовалась я.

— Все хотят знать, кто вы такая. — Она мотнула головой в сторону бара.

— Я приехала из Порт-оф-Спейн.

— Моя мама тоже родом из Порт-оф-Спейн, — сказала девочка. — Может быть, вы ее знаете. Они говорят, что вы не имеете права здесь находиться, если вас кто-нибудь не пригласил.

— А может быть, ты тоже не имеешь права здесь быть, — ответила я. — Ты мне надоедаешь.

Смутившись, она отошла. Ее светлые волосы были завязаны в спускавшийся на спину хвост. Я смотрела, как она бегом взбирается на холм и с кем-то разговаривает. Еще немного — и они вызовут охрану. Что за ужасное место.

Я очень обрадовалась, когда появился доктор Эммануэль Родригес.

Мы поездили по поселку. Он выглядел довольно странно: все жилые дома казались одинаковыми — большие кирпичные дома с выкрашенными в белый цвет стенами и зелеными оцинкованными крышами. Приусадебные участки и сады содержались в идеальном порядке. На территории располагались поле для гольфа, теннисные корты и плавательный бассейн.

Оставив машину на площадке, мы прошли по дорожке между двух рядов высокой, как стена, живой изгороди. Бассейн был очень просторным. Какие счастливцы, подумала я, могут целый день прыгать с вышек, нырять и плавать в прозрачной бирюзовой воде. Какие-то загорелые девицы сидели в шезлонгах под зонтиками, что-то ели, пили и разговаривали. Они явно наслаждались жизнью. Почти все, кого я здесь видела, были белыми, кроме тех, кто возился с маленькими детьми — няни все до одной были черными и одетыми в форменные платья.