Предложение Саши оказалось заманчивым, он знал, чем меня взять. Но есть простой вопрос: что будет дальше? Если бы я была молода, как он, я бы рискнула. Но мои часы тикают, красота увядает. Он добьется своей цели и без всяких угрызений совести меня бросит. Я, конечно, не пропаду. С моей коллекцией, которую не надо везти контрабандой через границу, она всегда при мне – я владею огромным богатством. Люди везде одинаковы, неважно, на каком языке они говорят. Я легко могу найти обеспеченного иностранца, который истосковался в одиночестве и нуждается в любовных утехах, и через какое-то время смогу сделать его совсем ручным. Получить вид на жительство, завладеть недвижимостью и состоянием этого господина, а потом ловко отправить его на тот свет. У меня нет предубеждений на этот счет, пожил и хватит. Надо же ему кого-то осчастливить, пусть это буду я. Я в состоянии решить свои проблемы в любой точке земного шара. Да хоть на забытых богом океанских островах, в племени людоедов! Еще кто кого съест!

Но мне вовсе не хочется, чтобы меня поимели. Ведь потрачены огромные усилия. Я устранила с дороги Гаврилкову, избавилась от Людмилы Ивановны, и все это для кого? Для какого-то Удоева, которого я знать не знаю и в глаза не видела? Или для Кобрина, этой мускусной крысы, которая в кресле ректора долго не продержится. Он, может, и великий интриган, но слабый хозяйственник. Легко сбрасывает хвост, когда на него наступают, но с такой же легкостью сбрасывает голову, когда ее пытаются грузить проблемами. Ему проще сказаться больным, или вовсе лечь в гроб, прикинувшись мертвым, чем решить проблему.

И я им уступлю? Удоеву и Кобрину? Или некой третьей силе, которая пока еще остается в тени? Тем более что у меня в мозгу постепенно проясняется. Я, кажется, начала догадываться, в чем тут дело. Меня не просто так сюда привезли. Саша покорно вышагивает рядом, делая вид, что любуется Барселоной, в то время как я совершенно точно знаю, что он обожает Париж. Ох, неспроста это!

Около часу ночи мы вернулись в отель. И, усталые, легли спать. День был такой напряженный и насыщенный событиями, что мы оставили мысль перед сном заняться любовью, тем более у нас впереди было много времени, чтобы друг другом насытиться.

Рассвет я встретила первой. Саша еще спал, когда я на цыпочках прокралась в ванную. Мне надо много времени, чтобы, когда проснется молодой любовник, выглядеть достойно. Какие бы меры я ни принимала, какую бы жесткую диету ни соблюдала и ограничивала при этом употребление жидкости, наутро под глазами все равно образуются темные круги, а волосы становятся тусклые и уставшие. Тело стройное и сильное, мышцы не дряблые, что характерно для людей моего возраста, но вот кожа… Следы увядания заметны, и надо долго втирать в нее увлажняющий крем, а сначала принять контрастный душ и докрасна растереться махровым полотенцем.

…Когда он открыл глаза, я лежала рядом, благоухающая, как цветок, с легким макияжем на лице и в алом белье, купленном специально для этой поездки. Мы на время заключили перемирие и провели утреннюю сессию без обычной агрессии, зато в удовольствие.

А потом поехали в парк Гуэль.

Я уже упоминала, что вовсе не жажду осматривать достопримечательности. Я коллекционирую не знания о мировых шедеврах, а знания о людях. Но Саша абсолютно нормальный человек, у него мышление стереотипное. Он уверен, что я обожаю ходить по музеям, душу дьяволу продам за интересную экскурсию, с удовольствием умру на мраморных плитах какого-нибудь средневекового замка, превращусь от восторга в соляной столб в католическом соборе. Зачем говорить Саше правду? Он ее все равно не поймет. Как не понимает, зачем мы поехали в парк Гуэль. Он уверен, что везет меня осматривать достопримечательности, изучать архитектуру Антони Гауди в национальном парке Барселоны, включенном в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Вот это пафос! Оцените!

«Я изучал всемирное наследие ЮНЕСКО». Попробуй предложить после этого расчищать лопатой снег или хотя бы вынести мусорное ведро! Я носитель культуры! А мусорное ведро – фи! Удел низших существ. Даже говорить об этом не сметь в моем присутствии!

На самом деле я еду изучать Сашу. А парк Гуэль нужен мне для антуража, чтобы Саша ничего не заподозрил.

– Какая прелесть! – всплеснула руками я, едва мы увидели пряничные домики, больше шедевры скульптуры, чем архитектуры.

– Честно сказать, я не поклонник модернизма, – с опаской произнес Саша.

Видимо, он во что бы то ни стало решил доказать мне, что я сумасшедшая. Раз мне это нравится. Ведь из всех архитекторов с мировым именем я выбрала для поклонения безумца Гауди. Этого Сфинкса архитектуры.

Он и в самом деле жемчужина моей коллекции, хотя мы не были знакомы. Я его не изучала, не беседовала с ним часами. Только мысленно. Он умер задолго до моего рождения, нелепой, на первой взгляд, смертью, а на самом деле абсолютно логичной. Был раздавлен трамваем, под который попал по рассеянности. Потому что не думал о таких материальных вещах, как экономия времени в пути за счет модернизации средств передвижения. Он вообще никуда не торопился. Его убила скорость, которая, кстати, была гораздо меньше, чем скорость его мысли.

Гауди навсегда врос в этот город, как вросли спроектированные им колоннады парка Гуэль в окружающий ландшафт. Такое ощущение, что они растут прямо из земли, из скал, и корни их сплетаются с корнями деревьев, а выступающие части – позвонки многовекового хребта Лысой горы и ее обглоданные временем ребра. Ради этого единения с природой сюда приезжают толпы туристов, после или же до того, как отметятся у безмолвного Сфинкса в африканской пустыне.

Я вознесла Антони Гауди на небо после того, как побывала в парке Гуэль, вознесла в Пантеон, туда, где у меня не люди, боги. Потому что истинное величие гения в том, чтобы отказаться от платы за содеянное. Не взять за это ничего, никаких земных благ. Поступать иначе – это все равно, как если бы Иисус Христос брал деньги за то, что он бог, а потом сунул взятку прокуратору, чтобы распятие заменили пожизненным заключением. Гауди, которому, как модному архитектору, платили сумасшедшие гонорары за спроектированные им необычные дома, тратил все деньги на собор Святого Семейства, так и оставшийся недостроенным. Великий архитектор последние годы жизни ходил в рваных ботинках и поношенной одежде, из-за чего после трагической гибели его отвезли в больницу для бедняков и хотели похоронить за казенный счет. Его, прославившего Каталонию и Барселону так, что сюда каждый год приезжают миллионы туристов! И город теперь зарабатывает на этом обезумевшем оборванце, на его имени бешеные деньги. Как Вена зарабатывает на Моцарте, чье тело швырнули в общую могилу со всем пренебрежением. Но в этом нет для гения никакой обиды, напротив. Сие лишь подчеркивает его величие. Означает, что он раздал себя всего, до последнего гроша. Ушел нищим, в рубище, что называется, налегке.

А неблагодарное человечество оправдывается тем, что верит в загробную жизнь.

…Мы медленно шли к центральной площади. К знаменитой скамье, изогнутой в форме сказочного змея. Здесь всегда много народа. Это место паломничества бесчисленных туристов, приезжающих в Барселону. Гауди строил очень просто: он посадил рабочего в непросохшую глину и замерил изгиб его спины. Он вообще был мастер на выдумки. Его расчеты безопорной системы перекрытий смогли повторить лишь через сто лет при помощи компьютерной программы НАСА, рассчитывающей траекторию космических полетов. А он просто ненавидел резать помещение на части. Это и есть свобода: изобретать формулы, посредством которых можно полет своей фантазии превратить во что-то реальное. Так, чтобы было что руками пощупать.