— Чушь, — отмахнулся сэр Джуффин. – Глупое, недостойное вранье.

Я почувствовал, что шеф близок к тому, чтобы вспомнить, каково это – сердиться по-настоящему. Но все-таки передумал.

— В тот момент ты знал цену своему сновидению, — уже спокойно сказал он. – Прекрасно все понимал. Твое желание расспросить ветры про Кегги Клегги было не просто удачным решением, но естественной, единственно возможной реакцией на происходящее. И все-таки ты промолчал. Почему?

Я наконец смог ответить ему не мысленно, а вслух:

— Просто постеснялся их беспокоить.

— А вот это правда, — согласился сэр Джуффин. – Самая страшная из всех правд о тебе.

Я был совсем сбит с толку. Ничего такого уж страшного я в застенчивости не видел – ни наяву, ни тем более во сне. И никакого особого вреда от нее до сих пор не было. Вроде бы. Или?..

— Застенчивость — это просто один из способов нравиться другим людям, — сказал шеф. – Точнее, защититься от их неприязни. Не мешать, не раздражать, не навязывать себя. Быть комфортным и незаметным. Вполне разумное поведение в детстве, когда ты слаб и зависишь от других. Взрослому оно не к лицу. А для могущественного человека – немыслимо. Если так уж приспичило срочно всем понравиться, пускай в ход обаяние. При должном подходе оно может стать оружием столь совершенным, что даже убивать никого не понадобится — вообще никогда, прикинь.

Но я-то не могущественный человек. Просто хороший нюхач, — хотел сказать я. Но не успел.

— Достаточно того, что ты взрослый, — отрезал сэр Джуффин. – Взрослый человек, служащий Тайного Сыска, действующий по моему заданию и личной просьбе короля. И, как выяснилось, очень удачливый сновидец. В первую же ночь, проведенную в Тубуре, ты получил прекрасный шанс выяснить местонахождение пропавшей леди. И благополучно этот шанс прохлопал. Причем не потому, что глуп и ничего не понял, – это как раз было бы простительно, все мы время от времени становимся изумительными дураками. Но ты не таков. Сразу смекнул, что ветры могут знать гораздо больше, чем люди. А все равно промолчал, как мальчишка, у которого всего-то забот – выпросить конфету или продолжать застенчиво сидеть под столом, где привык прятаться, когда приходят гости.

— Просто я никогда прежде не имел дела с ветрами, — сказал я. – Тем более с тубурскими. Я же понятия не имею, какие у них обычаи. Чего ветры ждут от людей? Какое поведение они считают нормальным, чем их можно рассердить? Как себя вести, чтобы с ними не рассориться?

— Разумный подход, — неожиданно согласился сэр Джуффин. И тут же яростно перебил сам себя: – Но в твоем случае он никуда не годится. Потому что это ветры должны беспокоиться, как бы с тобой не рассориться. А любой взрослый — трепетать при мысли, что будет с ним, если ты не захочешь брать его конфету. Твоя забота – не стараться нравиться всем подряд, а решать, нравятся ли они тебе. Это вопрос не амбиций, а личной силы. И если ты этого до сих пор не понял, сэр Нумминорих, ты действительно болван, каких поискать. Феерический. Феноменальный. И я тоже – поскольку теряю тут с тобой время. Но мою ошибку, хвала Магистрам, исправить несложно.

С этими словами он исчез, и я остался один. Неизвестно где, вернее, вовсе нигде. Даже не в пустоте, потому что пустота – это все-таки вполне понятная и очевидная штука, если уж окажешься в ней, ни с чем не перепутаешь. Но тут не было и ее. Дело, видимо, в том, что ничего, кроме сердитого сэра Джуффина, мне не приснилось. И теперь, когда он исчез, я остался один посреди сна без сновидений, как последний дурак. Один выход – проснуться, чем скорее, тем лучше.

Подумав об этом, я открыл глаза и обнаружил, что лежу на узкой кровати в гостиничной комнате под крышей, лицом к распахнутому окну. Теплый южный ветер приготовил мне на завтрак запахи морской воды, мокрой травы и еще не распустившихся сладких цветов, а над вершинами далеких гор вот прямо сейчас поднималось солнце, огненное и одновременно зеленое, словно в нем, как в далеком зеркале, отразились кроны здешних лесов. Никогда – ни прежде, ни после – не видел подобного эффекта. И понятия не имею, чем он был обусловлен.

А на постели рядом с моей подушкой лежала конфета. Круглая конфета из ярко-красного суммонийского шоколада, под тонким слоем которого светилась начинка. Такие даже в Эпоху Орденов были большой редкостью — чтобы заставить еду светиться, не испортив при этом ее вкус, требуется Черная магия, если не ошибаюсь, шестьдесят восьмой ступени, а настолько умелых колдунов среди столичных поваров раз, два и обчелся.

Я такие конфеты, кажется, только однажды и видел, в витрине кондитерской Зойо Утсойго, когда мама отправилась в Старый Город по какому-то неотложному делу и взяла меня с собой. Глядел тогда на эти сияющие шоколадки, как зачарованный. И не то что постеснялся попросить, а вообще не сообразил, что такая потрясающая штука может стать моей собственностью – хотя бы теоретически. Думал, увидеть ее – и есть самая большая удача, чего еще желать.

Некоторое время я тупо смотрел на светящуюся конфету, силясь сообразить, откуда она взялась. По всему выходило, что ниоткуда, потому что ничего похожего на запах человека, который принес гостинец, или хотя бы помещения, где конфета прежде лежала, я так и не учуял. Наконец махнул рукой на попытки разобраться, положил конфету в рот и принялся жевать, старательно отслеживая все нюансы вкуса. Хотя, честно говоря, нечего там было отслеживать. Шоколад как шоколад, да еще и слишком долго пролежавший в самой обычной, не подходящей для хранения волшебной еды коробке.

А все равно чудо.

После такого даже зов сэру Джуффину посылать не очень страшно. Хоть и не люблю я беспокоить людей на рассвете. Но мало ли чего я не люблю.

Первый вопрос я придумал, пока жевал конфету. И был так доволен четкостью формулировки, что задал его, не поздоровавшись:

«Это был мой сон или все-таки ваш?»

«Чего? – изумленно спросил сэр Джуффин Халли. – Ты о чем? Что у тебя там случилось?»

Похоже, я его действительно разбудил. Но что сделано, то сделано.

«Вы мне всю ночь снились, — напомнил я. – Но я так и не понял, какие выводы из этого следует сделать».

«Всю ночь, говоришь? Ну надо же. Если бы я был юной девицей, побился бы об заклад, что ты в меня влюблен. А так даже и не знаю, что подумать».

«Я тоже не знаю, что думать, — согласился я. – Даже не уверен, что все еще служу в Тайном Сыске. Вообще-то, официально вы меня так и не выгнали. Но, по-моему, к тому шло».

«Так, — сказал шеф. – Я уже понял, что тебе приснился кошмар с моим участием. Но все же хотелось бы пикантных подробностей. Потому что лично я провел эту ночь на Темной Стороне, вернулся домой всего полчаса назад, даже задремать толком не успел. То есть, если ты думаешь, будто нам приснился один сон на двоих, имей в виду, у меня железное алиби».

«Грешные Магистры, как же это хорошо!» — выдохнул я.

И теперь уже с легким сердцем пересказал ему свой сон, стараясь не упустить ни единой подробности.