— Не волнуйся. Это не школьный экзамен, — вдруг сказал мужчина. – И не важное дело. Нам просто интересно с тобой говорить. Это развлечение, радость. Стараться совсем не надо.

Он был прав. Я наконец расслабился и сразу составил нужную фразу – примитивную, зато довольно точно описывающую мой сон. А больше ничего и не требовалось.

— Как будто в той темной тихой скрывшей как будто меня как будто оберегающей как будто летящий свистящий сокрушающий как будто пришедший как будто из темного ледяного высокого как будто летящий шелестящий очаровательный как будто явившийся из как будто огромного безбрежного теплого земное соединяющего как будто обнявшись вместе как будто вдыхая выдыхая замирая как будто искали глубокий покой в темном сияющем как будто замерли как будто нашли.

Ну, то есть я, как мог, пересказал им свой сон о ветрах, которые спали в обнимку в моей пещере. И выслушал ответ. И поблагодарил. И стал слушать дальше. Мы говорили еще примерно полчаса, почти не пользуясь обычной речью, – о такой роскошной практике я и мечтать не смел. Но пересказывать наш диалог близко к тексту не стану, а то вы, того гляди, меня поколотите. Во всяком случае, на лице сэра Макса отчетливо написано желание стукнуть меня табуреткой. Примерно так обычно выглядел наш профессор литературы Халли Мао Тактаго, рецензируя студенческие сочинения, и дело почти всегда кончалось красивой дракой, в духе начала Эпохи Орденов, только без магии. Вспоминать об этом приятно, но воспроизводить все же не хотелось бы.

Проблема в том, что, если пересказывать нашу тогдашнюю беседу нормальным человеческим языком, большая часть ее потаенных смыслов теряется безвозвратно. Впрочем, ладно, обойдемся без них.

Женщина сказала, что мой сон о ветрах, спрятавшихся в пещере от ливня, – это добрый знак, хорошее начало долгого перехода через Тубурские горы. Мужчина же сокрушался – как жаль, что такой прекрасный сон достался неопытному сновидцу. Потому что опытный сразу определил бы, был ли это так называемый Глубокий Скрытый сон, существующий в собственном отдельном пространстве и никоим образом не связанный с так называемой реальностью, или же Легкий Тонкий сон, события которого тесно переплетены с происходящим наяву и нередко становятся ответами на важные вопросы. Сам он предполагал второй вариант. Сказал — дескать, всегда был уверен, что здешние ветры не любят весенние ливни, хоть и не подозревал, что неприязнь побуждает их прятаться в пещерах.

При этом оба Сонных Наездника говорили со мной снисходительно, как с приезжим балбесом, ничего не смыслящим в сновидениях, каковым я, собственно, и являлся. И одновременно уважительно и очень серьезно, как с равным. Такое противоречивое обращение к собеседнику – одна из характерных особенностей хохенгрона, дополнительное выразительное средство. В моем случае оно означало похвалу моим сновидческим способностям, сожаление, что они до сих пор не получили должного развития, настоятельную рекомендацию немедленно заняться искусством сновидений у какого-нибудь стоящего мастера и обещание скорого успеха.

То есть напрямик об этом не было сказано ни слова. Меня не учили уму-разуму и не давали непрошеных советов. Однако я все понял и принял к сведению. Даже если захотел бы отмахнуться и забыть, все равно не смог бы. Сказанное в лоб куда легче игнорировать, чем подобные вкрадчивые, но внятные намеки — по крайней мере, мне.

А как красиво они со мной попрощались, слышали бы вы. Покровительственное: «Теперь ступай, отдохни, приятного тебе вечера» — и одновременно: «Как будто встретимся сияющие как будто во тьме» — традиционная формула расставания Сонных Наездников, они так не то что к иностранцам, а к родным и друзьям не обращаются. Только друг к другу.

Я уже не знал, что и думать. Поэтому вовсе не стал размышлять, а просто вернулся в свою гостиницу – бегом. Несся, подпрыгивая и приплясывая, во весь опор до самого Соиса, да еще и арии из популярных опер распевал, на потеху окрестным лесам. Еще никогда в жизни так перед незнакомыми деревьями не позорился.

Зато не взорвался.

Собираясь в поездку, я кинул в сумку несколько самопишущих табличек. То есть я, конечно, ни на минуту не забывал, что еду в Тубур не ради удовлетворения научного любопытства, а по служебному делу – искать пропавшую леди Кегги Клегги, свою бывшую однокурсницу, ныне придворную даму, доверенного друга нашего короля и, что важнее всего, живого человека. Уж не знаю, что может быть серьезней.

Но как довольно опытный путешественник, я отдавал себе отчет, что дорога к месту происшествия будет долгой. И случиться может все что угодно. В том числе разные интересные вещи. И глупо выйдет, если я просто положусь на свою дурацкую память. Она у меня очень хорошая. Но кратковременная, как почти у всех студентов. То есть, расставшись с Сонными Наездниками, я был способен воспроизвести наш разговор практически слово в слово. А, скажем, три дня спустя едва ли вспомнил бы половину. И у меня были некоторые основания опасаться, что к моменту возвращения домой я, скорее всего, вообще начну думать, будто удивительная встреча в Эоисе мне приснилась, а это уже ни в какие ворота. Потому и взял таблички — чтобы собственным воспоминаниям легче было поверить потом, когда путешествие в Тубур останется далеко позади... Ай, ладно. Вам-то я зачем вру?

«Несколько» табличек – это вообще-то четыре дюжины. Такого количества хватило бы на добрую половину «Энциклопедии Мира» — если аккуратно писать. Ясно же, зачем я так запасался и какие у меня были тайные планы. Ни одной мало-мальски серьезной книги о жизненном укладе и обычаях тубурских горцев до сих пор нет. Несерьезных, впрочем, тоже. Даже сэр Манга Мелифаро, при всем моем безграничном к нему уважении, пробыл в Тубуре совсем недолго. Наверняка поболтал с трактирщиками в Соис Боис Эоисе; потом, возможно, посетил еще несколько поселений, но доверительных отношений не то что с Сонными Наездниками, а даже с рядовыми Мастерами Снов не завел. Просто не успел, как я понимаю, — ему же весь Мир надо было объездить. Да и формат энциклопедии не предполагает глубокого исследования – только самые общие сведения, по верхам.

И вот эту прореху я надеялся собственноручно залатать. На многое не претендовал – решил, пусть это будут просто путевые заметки. Плюс основные сведения о хохенгроне, по которому я, как ни крути, единственный более-менее компетентный специалист в Соединенном Королевстве, пора бы уже самому это признать. Плюс хотя бы поверхностный анализ особенностей тубурской кухни, до сих пор вообще никем не исследованной, а этот фактор оказывает на человеческую жизнь огромное влияние. И, конечно, все, что я смогу разузнать о сновидцах и сновидениях – чем больше, тем лучше. Ничего страшного не случится, если я стану задавать окружающим чуть больше вопросов, чем это необходимо для поисков Кегги Клегги. А потом конспектировать полученные ответы – никакого ущерба для основной задачи, четверть часа перед сном, трубку и то дольше курят, не о чем тут говорить.

Даже смешно теперь вспоминать, как я убеждал себя, что имею полное право вести путевые заметки, какие нелепые оправдания придумывал. Хотя вроде бы и так ясно, что делу от записок никакого ущерба, скорее уж дополнительная польза.