— Так это! Какой к едрёной фене дуб? Ты видела, сколько этих убийц разбежалось? По норам прячутся, а ну как мстить начнут? Или другие придут, а мне домой нужно, я тобой рисковать не хочу.

— Ты же хотел бодигьярдов…

— Иди на фиг, Женя! — мужчина резко встал с кровати. — Я своими людьми так рисковать не могу, не Лешака же к тебе приставлять, в самом деле, или охотника твоего!

— Охотника?

— Даже не думай! Поставили кота сметану доглядывать! Сам отвезу!

Гошка рассказывал про то, какая “зычная” графика в новой игре, я кивала по-кукольному, бездумно.

— Жень, а ты теперь типа с Егором жить будешь?

— А что?

— Ну, круто просто.

— Зашибись, я считаю.

— Ты чего, плакала? — младший Васильев расправил плечи и напоследок, для пущей уверенности в собственных силах лизнул ложку, вымазанную в сметане. — Скажи, кто обидел, я ему пупок на лоб натяну!

— Компот пей, Аника-воин! Настроение дурацкое, все нормально!

— А… так вот, там знаешь, какая отрисовка — огонь!...

Низкорослая лошадка качала головой в такт шагам, поскрипывал снег под десятком копыт. Мстислав тяжко вздыхал каждый десять минут, сокрушаясь по своей нелегкой доле, видимо. Вот и знакомые берёзы... Я старалась не смотреть в сторону покинутого поля боя. Скорее бы снегопад!

Дуб отчего-то выглядел чернее, чем вчера, и ствол у него был холодным, неприветливым.

— Ну ты что, дружочек? Горюешь? И я горюю, — ладонь легла на бугристую шершавую поверхность, — давай вместе? Страшно мне одной, понимаешь?

Кожу начало покалывать, по прожилкам сухой коры пробежали светящиеся ручейки, они спускались к подножию, сливаясь в потоки, и уходили вниз, под слои снега и землю. Я закрыла глаза, и внутренний экран показал мне двухполосную трассу, бегущую вдоль лесного массива с высоченными елями. Капот цвета “пицунда” смотрел в сторону города…

Чемодан отчего-то никак не хотел помещаться в багажник. Я уже всерьёз подумывала выкинуть половину вещей, но потом плюнула и перетащила поклажу в салон, уложив на заднее сиденье.

— Жень, ну куда ты в ночь-то? Утром бы поехала!

— Нормально всё! — через силу улыбнулась тете, отмечая, как сжалось что-то внутри. — Вернусь через пару дней, а пока вы от меня отдохнёте немного.

— Миша ругаться будет, что отпустила тебя.

— Я ему позвоню, пусть меня ругает.

— Ох, Жень!

— Всё, всё! Иди я тебя поцелую, родная моя!

Трасса была на удивление чистой и довольно пустынной: я успела выехать до часа пик. Навстречу бежали высоченные если, а капот цвета "пицунда" солидно поблескивал дорогущим импортным воском.

Глава 17. Ёжик

Трасса постепенно вставала на дыбы, сворачивалась кольцом, и невероятных размеров колесо из бетона превратилось в огромный, отлитый из черного металла или самой земли шар. Он катился навстречу, ломая ели, выкорчёвывая вековые деревья, и их корни, обвешанные рассыпающимися комьями земли, беспомощно растопыривались в стороны. Я знала, что это смерть, хотя всегда поставляла её по-другому. Чугунная тяжесть, неотвратимо давящая всё живое и крушащая мир, выглядела куда убедительнее пресловутой старухи с косой.

Дуб раскалялся под пальцами, вокруг ствола начал оплавляться и оседать снег, но мне было мало, я требовала больше информации, хотя, чем могла помочь Жене Васильевой, спешащей из Кленового стана навстречу своей погибели, не знала.

Я заметила знакомый джип после крутого поворота. Поначалу Славик не догонял, но и не отставал, давя на нервы, а потом и вовсе стал подъезжать так близко, что почти слышен был удар о бампер. Вот сволочь! Рука вцепилась в набалдашник переключателя передач, но я пока сдерживалась, чтобы не разогнаться до предела. Камер-кукушек никто здесь, на лесной трассе, не боялся, начиная строго соблюдать скоростной режим лишь на подъезде к городу, но зима диктовала свои условия езды.

“Семерка” шла ровно, без привычного дребезжания — ребята постарались на славу, вернув шедевру “ВАЗа” молодость и наделив новыми качествами. Я понимала, что уйти от японского внедорожника у меня нет шансов, но сдаваться не хотела. Хочешь поиграть в догонялки, Славик, тогда давай поиграем.

В кармане вибрировал сотовый, но ладони приросли к рулю, и отвлекаться опасно. Где-то там, за лесом, садилось солнце, окрашивая багрянцем небо, и оно выглядело предвестником беды.

Белоснежный заяц выбежал на дорогу и замер, я жала на клаксон из всех сил, но ушастый самоубийца не двигался с места, фары дальнего света резанули в зеркало заднего вида, ослепляя на несколько мгновений. Славик пытался обойти по встречке, давил на газ, не предвидя моего манёвра, и удар был такой силы, что “семерка” взбрыкнула в воздухе задними колесами, прежде чем полететь с дороги вниз, в просвет между елями. Полет был долгим, словно время растянулось, показывая мне каждую деталь. Сколько раз папа советовал не класть вещи сзади — чемодан завис в невесомости, прежде чем пробить лобовое стекло, по касательной задев меня по щеке. Мир начал сворачиваться над головой, перед глазами плыло по воздуху грязное днище джипа, улетающего дальше и отталкивающегося от пустоты всё еще вращающимися колесами. Огромный раскалённый шар со всей силы врезался в солнечной сплетение, и в последний миг я увидела себя в странной одежде, вцепившуюся в ствол большого дерева…

Меня словно ударили в солнечное сплетение, лишив возможности дышать. Всё. Нет больше жизни, в которую я могла бы вернуться. Перед глазами еще стояла окровавленная рука — моя, в моем любимом полушубке — подрагивающая на капоте, из под которого вился серый дым. Ужас сковал челюсти намертво — ни крикнуть, ни позвать на помощь. Не всякому дано увидеть собственную гибель.

Дуб остывал, и мне совсем не хотелось продолжать.

Мстислав, наконец, что-то понял по моему ошеломлённому виду, подбежал, подхватил и на руках понес к лошади. И потом ни о чём не спрашивал, лишь пару раз оглянулся, пока ехали назад. Его люди опасливо держались позади, справедливо полагая, что иметь со мной дело опасно. Я рыдала в голос, совершенно не стесняясь слёз и текущего носа.

Будь оно всё проклято!

На третий день Мстислав не выдержал:

— Неужели не понимаешь, что у тебя еще есть шанс. Ты здесь жива, вот — руки ноги, глаза моргают. Нам просто нужно вернуться домой, Женька. Не кисни!

— Ты тоже там погиб. Нас, наверное, уже похоронили. Как можно