– Сэр Ричард, это счастье, когда в отряде есть паладин… Он лечит всех, и как жаль, что не может лечить себя!

Хрен тебе, подумал я. Я такой особенный паладин, что себя-то лечу в первую очередь. Своя рубашка ближе к телу и все такое. Да ладно, свои раны замечаешь сразу, я же не берсерк какой, что вообще их в упор не видит, а сражается и сражается, пока не рухнет и не задвигает в предсмертной судороге левой задней ногой.

В проеме возникла приземистая фигура, Сигизмунд обнажил меч и с подозрением смотрел, как вслед за Гунтером в помещение робко вошли еще двое воинов. Они остановились поодаль, жадно рассматривая меня во все глаза. Сигизмунд грозно засопел, они поспешно поклонились. Гунтер, демонстрируя близость ко мне, хозяину замка, подошел быстро, поклонился и протянул связку огромных тяжелых ключей. Этой связкой можно бы в бою глушить рыцарей, как чеканом.

Я взял, взвесил на ладони, протянул обратно.

– Проверишь, все ли в порядке. Смотри, чтобы не растащили, пользуясь неразберихой. Я не хочу, чтобы народ здесь начал голодать…

Сигизмунд выдвинулся сбоку, чтобы мог защитить сюзерена, добавил с подозрением в голосе:

– Хуже того, чтобы не разграбили винные подвалы!

Гунтер сказал бодро:

– Не извольте беспокоиться! Все воры и разбойники не только сам замок, но земли господина Галантлара обходили стороной. А уж теперь так и вовсе… Человек, сразивший самого Галантлара, гораздо ужаснее.

Я нахмурился, подтвердил:

– Да-да, я ужасен в гневе. Рву и мечу, а потом еще и метаю. А теперь собери челядь в нижнем зале, я изволю им сказать, кто есть ху.

Сигизмунд посмотрел им вслед вопросительно, я кивнул, мол, присматривай здесь, сам пошел вверх по лестнице. Ступеньки не поскрипывают, каменные, массивные, посередине уступами спускается до самого низа толстый красный ковер, настолько чистый, что я поневоле пошел сбоку, ступая на незастеленное.

На втором этаже лестница вывела в просторный холл, в обе стороны уходят залы и зальчики, а в самом холле зияют три довольно широких окна. Не окна-бойницы, а обычные проемы, разве что без рам и, конечно, без стекол. Я выглянул, при желании можно даже вылезти или залезть, никакой решетки. Отсюда с высоты неплохой вид на долину, что по ту сторону пропасти. Домики, стадо коров, цветущие сады, вспомнилось: «… как молоком облитые, стоят сады вишневые», и в самом деле – не видно даже листиков, только сугробы, сугробы, сугробы – настолько много цветов на деревьях.

На днях надо съездить, показаться, объявить, что власть переменилась, однако налоги платить все равно придется. Или послать Сигизмунда с Зигфридом, они ж мои вассалы, а это значит, что не только мои друзья, но работать тоже надо. Я хоть и без титула, но уже владелец замка, так что мой ранг выше, в то же время такие орлы, как я, то есть беститульные, хоть сто замков у них во владении, обычно являются вассалами баронов, но и бароны вовсе не удельные князья, а вассалы виконтов, виконты – вассалы графов, графы – вассалы герцогов, герцог – вассал князя, а то и напрямую – короля… Это раньше мне казалось, что вассалитет – что-то почти позорное, унижающее, но на самом деле при вассалитете подчинения меньше, чем у солдата командиру, ученика учителю, служащего боссу, а водителя автомобиля – автоинспектору. В тех случаях просто стоять навытяжку и не спорить, а при вассалителе это обоюдный договор, когда на присягу верности тот, кому присягают, дает встречную присягу защищать, оберегать и бдить все интересы вассала. Так что если ученик приносит присягу учителю или солдат офицеру поневоле, то здесь – дело добровольное. Не хочешь, не присягай, но и защищайся сам.

В то же время здесь, скорее всего, либо упадок рыцарства, либо переход к товарно-денежным отношениям, иначе почему так просто забыли о присяге верности своему сюзерену? Впрочем, это я сам, похоже, заехал не в ту степь: присягали на верность только рыцари, а народ попроще просто служил. От них никто присяги и не требовал, ибо их и так передают один другому вместе с землями и замками.

Впереди из темной ниши, оказавшейся полураскрытой дверью, выглянула женская головка. Оглянулась по сторонам, меня не заметила, я стою неподвижно, а женщины, как и змеи, не замечают неподвижные объекты, за головой появилась молодая девушка целиком, с изумительной фигурой, но бледным испуганным лицом и расширенными в страхе глазами. Она перебежала зал и хотела исчезнуть на другой стороне, как я сказал грозно:

– Стоять!.. Застынь на месте и стой там, иди сюда!

Она замерла, смотрела на меня расширенными в ужасе глазами. Почти девочка, но из тех, которые рождены, чтобы стать матерью, растить и квохтать возле своих цыпляток, оберегать от злого коршуна, переживать, если кто-то плохо клюет зернышки. Она смотрела снизу вверх, как я приближаюсь, подбородок начал подрагивать.

– Не бойся, – сказал я. – Ты уже слышала внизу вопли, потому и прячешься?.. Так вот, теперь хозяин замка – я… Господи, сколько мне это повторять? Вот что, пробегись по замку, собери всю челядь. Лучше там, внизу, место просторное. Запомнила? А я сразу всем и скажу, что власть переменилась. Ты вообще-то кто?

Она с трудом перевела дыхание, губы трясутся, я уже ожидал, что попросит не есть ее, но кое-как совладала, страшась разгневать нового господина, ответила, запинаясь:

– Я… Фрида… просто швея… В комнатах убираю…

– Фрида, – повторил я, нахмурившись. – Что-то имя знакомое… Ты ребенка не душила?

Она ахнула:

– Я? Ребенка?

– Ну да, что-то вспоминаю, да не могу вспомнить… Платочком?

– Каким платочком?

– С голубой каемочкой. Родила тайно от мельника, задушила платочком и закопала в лесу…

Она воскликнула в ужасе:

– Милорд, я еще девственница!

Я кивнул:

– Извини, перепутал. Ну уж очень похожа. Беги, собирай народ. Новая власть – это не всегда плохо. Будут послабления. Жалованье обещаю выше… Не сразу, конечно. И не всем. Беги!

Она исчезла со скоростью ухоженной сытой мыши, завидевшей худого дворового кота. Я прошелся по анфиладе, но это оказались не залы, а всего лишь коридор с альковами, или будуарами, как их там правильно. Попадались двери, я одну решился открыть, присвистнул и закрыл. Взору открылся на миг роскошный, хоть и мрачноватый зал неизвестного назначения, серые каменные стены из хорошо подогнанных каменных глыб, кое-где закрытые гобеленами, в нишах фигуры рыцарей, дорогие вазы в половину моего роста, с виду очень хрупкие…

– Отнюдь, – сказал я. – Отнюдь.

Словцо какое-то непонятное, но почему-то показалось подходящим. Я прошелся еще чуть, в самом конце этого нехилого коридора – лестница, ведущая наверх. Разумно, чтобы враг сразу не сумел взбежать на крышу. Пока будет носиться по всем коридорам, его из каждого алькова, из зала – в спину, а то и зайдут с тыла…

На третьем этаже я у каждой двери прислушивался и, осторожно приоткрыв, заглядывал. Четвертая от лестницы дверь показала сравнительно небольшую комнату, впятеро меньше тех танцклассов, что попадались раньше. Большой дубовый стол, три кресла, широкая лавка, два окованных медью сундука, на обоих висячие замки. Еще на стене старинные полки, на одной толстая книга, остальные полки покрыты пылью. Я обошел вокруг стола, подвигал кресла, достаточно легкие, посмотрел на лавку. Если ее подвинуть, там вполне поместится ложе. А если и ложа не отыщется в этом замке, преспокойно посплю и на лавке…