Этаж в самом деле для благородных: отделан богато, красиво, со старанием. Каменные стены упрятаны целиком, а поверх деревянной облицовки навешаны картины в массивных дорогих рамах из темного дерева. В неглубоких нишах застыли, сильно выступая наружу, неизменные рыцари из железа, вазы и мраморные статуи. Правда, не все мраморные, часть из металла, то ли старой меди, то ли бронзы или вообще неведомых мне сплавов.

Я шел вдоль стены, косился на отделку, статуи, барельефы, в одной нише женщина изумительной красоты, выкованная из темной меди настолько умело, словно живая, на миг задумалась… держа в одной руке дивный меч с извилистым узким лезвием, а в другой – треугольный щит. Лезвие меча уперла в каменный пол, как и щит. Я остановился. Засмотревшись, уже и не знал, на что больше таращить глаза: на дивную женщину или же на дивные и ни на что не похожие меч и щит.

Меч походил на сосульку, постепенно сужаясь к кончику, лезвие слегка просвечивало, как просвечивает сосулька. Крестовина рукояти очень искусно выкована в виде растопыренных крыльев, а сама рукоять в накладках из золота. Там, где крестовина соединена с рукоятью, ярко горит крупный, виртуозно ограненный камень. Я туповат в искусстве, не знаю течений, никогда не собирал альбомов с Дега, но когда это – искусство, во мне что-то откликается само по себе и тихонько тинькает. Сейчас внутренний голос твердил настойчиво, что этот меч – бесценен, в нем изящества больше, чем во всем Кельнском соборе с Биг Беном в придачу и яйцами Фаберже.

Я наконец перевел взгляд на щит, дыхание остановилось. Щит цельнометаллический, выпуклый, дивной стилизованной формы, как если бы средневековый щит делали современные дизайнеры с учетом достижений высоких технологий. В середину вделан огромный, но почти плоский драгоценный камень, оправа из золота, эдакий выпуклый бортик в мизинец толщиной, а края щита украшены великолепным, но сдержанным барельефом из листьев. От золотой оправы вокруг камня отходят стилизованные лучи, тоже из чистого золота.

Мои пальцы задрожали от желания взять в руки меч, потрогать, ощутить рифленую поверхность рукояти в моей ладони. Потрогал пальцем лезвие, очень осторожно коснулся ногтем острия, на ногте сразу появилась полоска.

Совершенно непроизвольно я попробовал взять меч из женской руки, взял, повертел в руке, любуясь… обомлел и обернулся. Женщина в прежней позе, пальцы правой руки… разогнуты!

Волосы зашевелились, и, вместо того, чтобы взять и щит, я торопливо сунул меч рукоятью в ее пальцы.

Она не пошевелилась, не повела бровью, но пальцы сомкнулись на рукояти. Я отчетливо видел, что тонкие женские пальцы стали с металлом меча одним целым.

Я отступил, сердце колотится, как если бы долго мчался через лес от стаи волков, перепрыгивая через ямы и упавшие деревья. Снизу вроде бы крик, я прислушался, заорал в ответ. Крик повторился, уже ближе, я со своим мечом Арианта поспешил навстречу, сбежал по лестнице, на втором этаже встретил встревоженного Сигизмунда.

– Сэр Ричард, – сказал он, запыхавшись, – мы уже волноваться начали…

– Что случилось?

– Внизу собрались, ждут, а вы исчезли. Когда Гунтер сказал, что вы ушли наверх, среди челяди начались перешептывания. Я тряхнул одного, он признался, что наверху неладно, там нечистая сила. Даже не от дьявола, а вообще нечистая, изначально… туда многие поднимались еще при старом хозяине, но никто не спустился. Вы там никого не встречали?

Он вглядывался с беспокойством, я покачал головой.

– Я шел медленно, – признался с неохотой. – Такой из меня ценитель прекрасного, понимаешь? Чем больше колени дрожат, тем охотнее я рассматриваю картины на стенах. Хотел даже вернуться, чтобы вам с Зигфридом рассказать, как ценю искусство…

– Вот и хорошо, – с убеждением сказал он. – Не рискуйте зазря!

Мы спускались к нижнему залу, я прислушивался к говору голосов внизу, сказал с еще большей неохотой:

– Что делать, придется все пересмотреть еще сегодня. Хоть и маловероятно, но вдруг где что прячется?

– Там много тайн, – предостерег он.

– Тайны разгадаем позже, – сообщил я.

К моему удивлению, в нижнем зале собралось человек сорок. Из них челяди около трети, остальные – воины. Во время нашего вторжения сидели высоко в башнях, а пока спустились по длинной винтовой лестнице, их уже встретил Гунтер и сообщил, что власть поменялась, теперь они служат не Злу, а Добру, но обещана прибавка к жалованью, а с прибавкой можно служить, оказывается, и Добру.

Я держался как можно более надменно, властно, смотрел свысока, иначе нельзя, здесь либо властвуешь, либо тебя властвуют, а равным можешь чувствовать себя только в среде рыцарей, где все равны хотя бы в поведении. Встал перед ними в величественной позе, смотрел поверх склоненных в поклоне голов, нижнюю челюсть выпятил, как у бульдога с неправильным прикусом, заговорил медленно, веско, вколачивая каждое слово, словно толстый гвоздь в мягкое дерево:

– Вы все знаете, что сегодня ваш прежний хозяин отошел в мир иной, сейчас летит в сверкающей трубе… в звезды врезываясь. Впереди – звезды белые, позади – красные… вроде бы так, если эффект Доплера не перепутал. Перед смертью он передал мне этот замок со всеми его землями, фауной и флорой, а также всей экологией. Править буду жестко, но справедливо. Вы все знаете, что девиз паладинов «За справедливость!», а я самый что ни есть паладин, и кто усомнится, того велю выпороть, а потом повесить. Есть вопросы?

Последнее, пожалуй, было лишним, я же феодал, не прораб, но все равно никто не пикнул, быстро растаяли по углам, вообще поисчезали. Подошел Гунтер, все такой же хмурый, на лице неприязнь, но, похоже, это у него вообще морда лица такая, я ни при чем.

– Ваша милость, – сказал он хмуро, – можете проверить, но нам в самом деле уже полгода не платили жалованья. И кормят так, что солдатам приходится уходить тайком в деревню, чтобы украсть что-нибудь…

Он кривился, морщился, понимает, мне слушать такое, что вилами в бок, потому я подавил понятное раздражение, ответил ровным голосом отца народа, а возможно, и нации:

– Ты прав, слушать это никто не любит, потому спасибо, что все-таки сказал. За всех. К счастью, у меня есть с собой кое-какие монетки… Так что я расплачусь сегодня же, а потом что-то придумаем еще.

Он послушно пошел за мной, я свистом подозвал коня, тот бродил по двору и грыз, к ужасу конюхов, камни. Я вытащил из седельной сумки несколько монет. Глаза Гунтера жадно прикипели к золоту. Кадык задвигался, я с сочувствием подумал, что хозяин зря держал воинов в черном теле. Кто не кормит свою армию, кормит чужую. Набрал бы людей больше, глядишь, мы не прорвали бы оборону…

– Сколько у тебя человек? – спросил я. – За шесть месяцев это сколько?.. Тебе доверяют, так что я выдам все тебе, а ты уж распределяй.

Он сосредоточенно следил за моими пальцами, с крестьянской деловитостью проверил золото на зуб, посветлел лицом, сказал с чувством: