На следующее утро из Рабаула в Порт-Морсби вылетели девятнадцать бомбардировщиков в сопровождении одиннадцати истребителей. На перехват были подняты двенадцать самолетов противника, наши Зеро сбили три из них.

Этот налет стал последним в июне. На следующий день вся Новая Гвинея оказалась в зоне проливных дождей. Не только наши аэродромы, но и аэродромы союзников размокли от воды. В апреле, мае и июне наши успехи частично объяснялись отличной летной погодой в дневное время. Теперь же тучи сгущались практически ежедневно, но происходило это, как правило, после трех часов дня, а к этому времени мы уже находились на земле. Вечером начинал дуть шквалистый ветер, не утихавший всю ночь. Для нас это стало скорее благом, чем неудобством, ибо ветер мешал противнику наносить свои регулярные ночные удары, и мы имели возможность спать почти каждую ночь.

С наступлением июля погода резко изменилась. Переставший дуть по ночам ветер лишил нас возможности спать, теперь ночами на усыпанном звездами небе не было ни облачка. Снова начались налеты бомбардировщиков. Почти каждую ночь из темноты был слышен их гул, а потом вниз сыпались бомбы. Самолеты противника летали над аэродромом, сбрасывая бомбы и ведя огонь по своему усмотрению. Мы были беспомощны против этих атак. Даже если бы взлетно-посадочные полосы оказались приспособлены для ночных действий наших истребителей, нам вряд ли удалось бы нанести значительный урон противнику. Поэтому мы оставались на земле и прятались в укрытиях, проклиная американцев. Труднее всего приходилось авиатехникам. Им и раньше приходилось практически круглосуточно трудиться, чтобы поддерживать наше относительно небольшое количество истребителей в боеспособном состоянии. Теперь же, по мере усиления ночных бомбардировок, они лишились возможности урвать даже короткое время для сна.

Особенно мощным оказался налет ранним утром 2 июля. Вой сирен воздушной тревоги разбудил нас перед рассветом. Быстро натянув летные комбинезоны, мы побежали к аэродрому. Едва успев добежать до взлетно-посадочной полосы, мы услышали рев моторов, сопровождаемый грохотом разрывов первых упавших бомб.

Каждый летчик бросился к ближайшему убежищу. Времени бежать в блиндажи не осталось. Мы быстро попрятались в воронках от бомб.

Бомбардировщики были прекрасно видны на фоне звезд. «Митчеллы» и «мародеры» летели на высоте не более 600 футов, языки голубоватого пламени из выхлопных труб вспыхивали в ночном небе каким-то жутковатым сиянием. Но нам, съежившимся в своих воронках, они казались очень красивыми.

Сбросив бомбы, самолеты снизились и с бреющего полета начали обстрел взлетно-посадочной полосы, посылая длинные очереди во все стоящие поблизости строения. Мы снова попрыгали в воронки. Пули сыпались градом на аэродром, но никто из летчиков не был ранен. Вскоре самолеты противника, направившись в дальний конец аэродрома, скрылись. Я выполз из воронки и помчался к командному пункту. Пересекая летное поле, нельзя было терять времени. Наши самолеты остались на земле, и от нового налета противника нас отделяли считаные минуты. Открытая воронка была плохим убежищем под обстрелом с бреющего полета.

Командный пункт уцелел. Но теперь бомбардировщики, развернувшись, поливали огнем своих пулеметов башню диспетчерского пункта и казарму. Засевшие в окопах вокруг командного пункта моряки вели из зенитных пулеметов огонь по воздуху, но лишь впустую тратили боеприпасы. Вести огонь под движущейся цели они не умели, и трассирующие очереди исчезали в темноте позади набирающих скорость бомбардировщиков.

Неточность их прицела поразила меня. Забыв об укрытии, я подбежал к пулемету. Оттолкнув одного из пулеметчиков, я заявил, что сменю его. Тот, вцепившись в свое оружие, отказывался уступить, заявляя, что у него нет приказа покидать пост. Не тратя времени на споры, я просто столкнул его с сиденья. Он поднялся на ноги, бормоча проклятия, но один из прибежавших вслед за мной летчиков оттолкнул его и поднял пулеметную ленту. Моряк поспешил ретироваться.

В этот момент вторая волна из шести бомбардировщиков накрыла аэродром. Я надавил на спусковой крючок и, удерживая его, стал следить за трассирующими очередями, замелькавшими в воздухе. Один из «B-26» шел прямо надо мной, и я прошелся очередью от его носа до хвоста. Но бомбардировщик не дрогнул, с бреющего полета он ответил на мой огонь из своих находящихся на носу пулеметов.

Мне впервые пришлось столкнуться с идущим на меня самолетом на земле, ужас обуял меня, когда я представил себе картину падающих и взрывающихся вокруг меня бомб. Страх заставил забыть обо всем, и я, отскочив от пулемета, бросился к находящемуся позади меня укрытию из мешков с песком. Я даже не бежал, а просто прыгнул в убежище. Несколько секунд я, затаив дыхание, сидел там, чувствуя себя идиотом и трусом. «B-26» с ревом пронесся надо мной, не сбросив бомб. Проклиная свое дрожащее тело, я вернулся к брошенному мной пулемету. Постепенно дрожь прошла, и я обрел способность мыслить. Пристроившись на корточках у пулемета, я поклялся, что больше не убегу, как кролик.

Бомбардировщики вернулись, от рева их моторов всего в 150 футах над головой разрывались барабанные перепонки. Их огромные черные очертания появлялись из темноты, виднелись яркие вспышки пламени, вырывающиеся из орудийных башен, и голубоватый огонь выхлопов. Я выпустил очередь по замыкающему строй бомбардировщику, оказавшемуся на линии огня. Появилась тонкая струйка дыма, но самолет продолжал лететь, не покидая строй, и вскоре скрылся вдали.

Светать начало лишь через час, вместивший в себя непрекращающиеся бомбардировки и обстрелы с вражеских самолетов, безнаказанно хозяйничавших в небе над Лаэ. Зенитки истратили огромное количество боеприпасов, но сбить не удалось ни одного самолета. Летчики оказались так сильно деморализованы налетом, что, когда разорвалась последняя бомба, ни один не побежал к истребителям, чтобы организовать преследование, как мы всегда делали в таких случаях.

Большинство аэродромных построек горели. Изрытая глубокими воронками взлетная полоса превратилась во вспаханное поле, не позволившее взлететь, даже если бы мы попытались. Казалось невероятным, но двадцать стоявших с обеих сторон взлетно-посадочной полосы истребителей уцелели, лишь кое-где на них виднелись пробоины от шальных пуль и осколков снарядов. Мы собрались на командном пункте для получения приказов. Летчики были обескуражены и взбешены произошедшим. Один из них, пилот 2-го класса Мицуо Суицу, недавно прибывший в Лаэ, буквально сгорал от ярости. Он клялся, что во время следующего налета уничтожит бомбардировщик, даже если ему придется для этого пойти на таран. Но мало кто обратил внимание на его слова.

Едва бомбардировщики успели скрыться, а около двухсот человек с лопатами и тачками уже появились на летном поле и принялись засыпать оставленные воронки и вывозить камни и осколки снарядов со взлетной полосы.

Внезапно несколько дневальных выбежали с командного пункта с криком: «Новый налет! Больше сотни самолетов противника приближаются к аэродрому!» Сотня самолетов! Это было неслыханное количество, таких массированных атак еще никогда не проводилось. Среди штабных офицеров возникло небольшое замешательство, а затем прозвучал приказ немедленно поднять в воздух все самолеты. Мы бросились к своим истребителям и, быстро прогрев двигатели, стали выруливать по взлетной полосе, уже вполне подготовленной к взлету.