От парашютов было мало толку, ибо они лишь ограничивали нам свободу движений в кабине во время боя. Нам было трудно быстро двигать руками и ногами с пристегнутыми лямками парашюта. Существовала еще одна немаловажная причина, заставлявшая нас не носить парашюты в бою. Большинство воздушных боев с истребителями противника мы вели над их аэродромами. Не могло быть и речи о том, чтобы выпрыгнуть с парашютом над занятой противником территорией, ибо подобное означало бы готовность сдаться в плен, а ни в уставах японских вооруженных сил, ни в кодексе самураев «Бусидо» нельзя встретить позорного слова «военнопленный». Такого понятия вообще не существовало. Не вернувшийся с задания летчик считался погибшим. Ни один пилот, каким бы малодушным он ни был, не позволил бы себе сдаться в плен. Это было совершенно немыслимо. Но тем не менее, мне становилось не по себе, когда я смотрел на пробоины всего в нескольких дюймах от того места, где я сидел.

В тот вечер четыре победы, одержанные мной в бою за один день, получили официальное подтверждение. Это вовсе не являлось уникальным достижением в Императорском военно-морском флоте, я знаю летчиков, на чьем счету было такое же и даже большее количество сбитых в один день самолетов. Общее же количество одержанных мной побед возросло до сорока трех.

Нисидзава, ставший впоследствии выдающимся японским асом, сбившим в боях в общей сложности сто самолетов противника, установил свой рекорд над Гуадалканалом 7 августа, когда в одном бою уничтожил шесть американских самолетов. Через год пилот морской авиации 1-го класса Кэндзи Окабэ сбил за один день в нескольких схватках над Рабаулом семь вражеских самолетов различных типов. Окабэ трижды приземлялся для дозаправки и пополнения боезапаса, устанавливая этот так и оставшийся непобитым рекорд в истории морской авиации Японии.

Но почти все летчики, совершавшие эти выдающиеся подвиги, вскоре погибли в боях. Исключением стали, насколько мне известно, лишь я и Нисидзава, но и ему, заслужившему прозвище Дьявол, не удалось дожить до конца войны. Нисидзава погиб в октябре 1944 года над Себу на Филиппинах, не имея возможности произвести ни одного выстрела для своей защиты. Несколько истребителей «хеллкэт» атаковали летевший без сопровождения безоружный транспортный самолет «DС-3», в котором он находился, и сбили его – бесславный конец для выдающегося японского летчика.

В тот вечер мне было приказано явиться к командиру базы, что случалось довольно редко. У капитана Сайто я встретил вызванного к нему лейтенанта Сасаи, здесь же находился заместитель командира Накадзима. Лица обоих офицеров были угрюмыми.

Первым заговорил капитан Сайто:

– Я не раз спрашивал себя, стоит ли сообщать вам эту новость, и делаю это по совету своего заместителя Накадзимы, хотя для меня это неприятная обязанность.

В начале месяца я обратился в Генеральный штаб в Токио с представлением о награждении лейтенанта Сасаи за его успешное командование эскадрильей в боях. В том же представлении я просил отметить выдающиеся достижения Сакаи в боях с противником, благодаря которым, как нам известно, он считается ведущим асом во всем Императорском военно-морском флоте.

Однако я получил отказ на свою просьбу. В Токио не сочли возможным нарушить установленный порядок. Ни разу в нашей истории не существовало живых героев, – подчеркнул Сайто, – и в Токио, по всей видимости, непреклонны в своем желании сохранить все как есть. Они отказались, – с сожалением добавил он, – даже наградить вас медалью или повысить в звании.

Я не решался сообщить вам эти подробности, – заканчивая свою речь, сказал он, – чтобы не вызвать ненужной критики действий нашего Верховного командования. Но вместе с тем для меня очень важно, чтобы вы оба знали, что я, как ваш командир, прекрасно осведомлен о вашей беззаветной преданности и неослабевающем рвении.

Затем слово взял Накадзима:

– В военно-морском флоте всегда существовала традиция – плохая или хорошая, не нам судить, – награждать или присваивать звания только посмертно. Эта традиция, разумеется, мало чем может вас сейчас утешить. Но я считаю, вы должны знать, что капитан Сайто обращался с просьбой о повышении в звании лейтенанта Сасаи и присвоении офицерского звания Сакаи.

Ответ Сасаи не заставил себя ждать:

– У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность за ваше внимание и предпринятые усилия. Но должен заметить, что решение Токио не вызывает недовольства ни у меня, ни у Сакаи. У нас нет причин обижаться. По моему мнению, которое я уверен Сакаи разделяет, наши достижения и победы в воздушных боях являются не только нашими. Без прикрывающих нас ведомых и беззаветно преданных нам авиатехников мы не смогли бы ничего сделать. Я доволен отличными действиями своих подчиненных и не вижу необходимости отмечать кого-то в отдельности, но ваш поступок – большая честь для нас.

Сасаи превосходно выразил все то, что я наделся сказать, поэтому я кивнул в знак согласия.

Принятая в военно-морском флоте политика отказа от признания совершенных отдельными военнослужащими подвигов просуществовала до конца войны. Но одно исключение все же было сделано: произошло это уже в марте 1945 года, когда адмирал Соэму Тоёда, командовавший Объединенным флотом, объявил благодарность пилоту 1-го класса Сёити Сугите и мне за выдающееся количество побед в воздушных боях. Но блеск этой награды померк. К тому времени великих летчиков нашего военно-морского флота – Нисидзавы, Оты, Сасаи и других – уже не было в живых.

В течение июня мы сталкивались с постоянно возрастающим количеством вражеских истребителей и бомбардировщиков. Нам сообщили, что противник наращивает свою мощь в воздухе в этом регионе, и отныне нам предстоит усилить действия по обнаружению и уничтожению самолетов противника. Все понимали, что теперь на счету каждый имевшийся в нашем распоряжении истребитель. В районе Порт-Морсби противник расчищал в джунглях места для новых аэродромов.

Возрастала мощь и частота атак наших бомбардировщиков, чьи рейды встречали все более решительное сопротивление истребителей противника. 17 июня двенадцать Зеро, сопровождавших восемнадцать бомбардировщиков в район Порт-Морсби, увели семь поднятых на перехват истребителей и дали бомбардировщикам возможность нанести удар по порту, в результате чего был потоплено находящееся в гавани грузовое судно водоизмещением 8000 тонн. Семь американских истребителей пытались атаковать наш строй из тридцати самолетов на всем протяжении полета от Порт-Морсби до мыса Уорд-Хант, но так и не добились успеха. На следующий день девять бомбардировщиков под прикрытием такого же количества истребителей совершили налет на Кидо в заливе Рескар, где на новой базе к северу от Порт-Морсби противник накапливал силы истребительной авиации. Десять истребителей противника атаковали восемнадцать японских самолетов, им снова не удалось нанести нам потерь, противник же не досчитался двух самолетов.

24 июня я вернулся в Лаэ после отпуска в Рабауле и уже на следующее утро вылетел в составе ударной группы из двадцати истребителей, получивших приказ атаковать Порт-Морсби. Дело оказалось жарким, я сбил один из одиннадцати уничтоженных в этот день самолетов противника.