– Тебе нужен другой человек, Осташ, и он у тебя есть, – спокойно сказал Рерик. – Этого новизной не испугаешь. Олегаст рожден с кровью Белеса, он жаждет перемен.

Кудесник усмехнулся, отпил пару глотков из серебряного кубка и вытер алые капли с седых усов.

– Зачем ты принял участие в том таинстве, Воислав?

– Спроси что-нибудь полегче, Осташ. Я мог бы сослаться на ведуний Макоши и на долг ротария, но это не вся правда, как ты понимаешь. Будем считать, что я выполнил волю богов.

– И разрушил империю франков?

– Скажем так, я приложил руку к ее разрушению, ибо она несла угрозу славянскому миру. Но боги смотрели дальше, чем я. Ты, кудесник, знаешь об этом больше.

– Олегаст должен стать князем раньше, чем мы с тобой уйдем из этого мира, Воислав.

– Ты хочешь, чтобы я сделал его своим соправителем, Осташ?

– Во всяком случае, до той поры, пока подрастет твой сын.

– Человек, взявший власть в руки, никогда не отдаст ее добровольно. Я не желаю обрекать своего сына на долгую борьбу.

– А власть без борьбы не дается, Рерик, – усмехнулся Осташ. – Слабому нечего делать на великом столе, а помощников у княжича Ингера будет с избытком. И ты знаешь почему. Перемены рано или поздно заканчиваются, и тот, кто их затеял, уходит в небытие. Велеса сменяет Световид, несущий равновесие и успокоение. Но полного покоя не будет никогда. Рано или поздно эпоха Велеса наступит вновь. Но это будет уже не наша с тобой забота.

– Ты готовишь для Олегаста участь дракона, кудесник?

– Не знаю, князь. Чтобы понять замысел бога, нужно встать вровень с ним, а мне это не под силу. Пусть будет то, что будет.

– Хорошо, – кивнул Воислав. – Олегаст станет князем. Что еще?

– Каган-бек Вениамин нацелился на Ростов и Муром. Я приехал, чтобы предупредить тебя. В его войске наемники, хазары, печенеги и угры – всего около тридцати тысяч человек.

– Много, – спокойно сказал Рерик.

– Могло быть и больше, но асы отказали Вениамину в поддержке. Тем не менее внук Ицхака Жучина полон желания сбросить тебя в Варяжское море. Я привел тебе пятьдесят боготуров и тысячу мечников, во главе с Драгутином. Это, к сожалению, все, чем могут тебе помочь радимичи. Молодой князь Богдан связан по рукам и ногам вечевым приговором и робостью родовых старейшин. О вятичах говорить не приходится, их князья и бояре едят с рук Вениамина. Если и кривичи откажут тебе в поддержке, то ты потеряешь и Муром, и Ростов.

Драгутин с большим интересом разглядывал новый город, построенный Воиславом Рериком за короткий срок. Особенно поразил боготура новгородский торг, где звучала франкская, ромейская, скандинавская и арабская речь, хотя преобладала, конечно, славянская. Пожалуй, богатству этого торга могли бы позавидовать и Париж, и Волынь, и Итиль.

Взяв под свой контроль верховья Волги, Воислав Рерик перекрыл рахдонитам северный путь в Европу. Смириться с таким положением дел они, конечно, не могли. Переворот, совершенный в Итиле каган-беком Вениамином, когда были убиты каган Ханука и его сыновья, обеспечил всевластие сефардов в столице Хазарии. Тюркские, славянские, асскне и скифские ганы, некогда составлявшие блестящую свиту кагана, ныне были перебиты, а уцелевшие – отодвинуты в тень рахдонитами, воспрянувшими духом под крылышком нового каган-бека. Именно на их деньги снаряжалось разноплеменное войско, которое двинулось водой и сушей из Итиля в верховья Волги.

Но, похоже, в Новгороде Вениамина ждали. Во всяком случае, обилие варяжских мечников на улицах столицы княжества сразу бросалось в глаза. Не зря Воислав Рерик плавал в славянские и фряжские земли. Варяжские князья и каган Мстивой оказали ему мощную поддержку. Уж им-то была прямая выгода прищемить хвост вечным своим конкурентам. Именно варяжские купцы занимали господствующее положение в Новгороде, что вызывало раздражение местных торговцев и родовых старейшин. Однако это раздражение не перерастало в открытый бунт. Видимо, ильменские словене хорошо запомнили урок, преподнесенный им в Ладоге Воиславом Рериком.

В детинце Великого Новгорода радимицкого боготура приняли как родного. В старшей дружине великого князя еще остались викинги, ходившие вместе с Драгутином во фряжские и арабские земли, хотя с каждым годом их становилось все меньше и меньше, а их места занимали сыновья и внуки тех, кто в далекие и уже почти легендарные времена связал свою судьбу с юными княжичами Рериками.

Князь Воислав, заметно постаревший за последние годы, крепко стиснул в объятиях старого соратника. Драгутин с удивлением отметил, что князь в силе, несмотря на немалые годы, и способен еще вынуть меч из ножен на поле брани.

– Война – удел молодых, – вздохнул Воислав, разглядывая спутников старого боготура. – Это кто же такие?

– Княжич Вузлев, сын Яромира, – назвал себя старший из двух молодцов.

– Лихарь, сын Драгутина, – представился второй, совсем юный, со светлым пухом над верхней губой.

– Не рано ли ведешь сына на рать? – покачал головой князь.

– Я в его годы уже дрался с хазарами, – пожал плечами Драгутин. – Лучше раньше начать да позже кончить. А Олег в Новгороде?

– Жду его с ратью кривичей сегодня к вечеру.

Появление в гридне великой княгини Ефанды с сыном вызвало оживление среди воевод, собравшихся здесь для пира и совета по зову Рерика. Княжичу Ингеру уже исполнилось десять лет, и он старался хранить на лице достоинство, приличествующее высокому положению. Сходство княжича с отцом было слишком разительным, чтобы у людей, знавших Воислава в молодые годы, возникла хотя бы тень сомнения в их кровном родстве. Драгутин, наслушавшийся на этот счет немало сплетен, с облегчением вздохнул и подмигнул юному княжичу.

Княгиня Ефанда узнала боготура и слегка склонила голову, приветствуя старого знакомца. Драгутин, воспользовавшись случаем, представил ей сына и братичада.

Ефанда с годами все более походила на свою мать, графиню Хирменгарду, и старый боготур даже испытал легкое волнение, разговаривая с ней. C течением времени Драгутин не только не забыл женщину, которую любил в молодости, но чем дальше, тем больше испытывал сожаление, что их связь была столь кратковременной. Впрочем, сына она ему родила. Видимо, сходство княжича Торусы с воеводой Олегом, которое подмечали многие, удивило княгиню Ефанду, во всяком случае, она разглядывала его дольше, чем этого требовали приличия.

– Это мой братичад, – пояснил Драгутин княгине, которая наконец опомнилась и с готовностью закивала.

Никто не обратил внимания на возникшую заминку, и боготур успокоился. Княгиня Ефанда пробыла на пиру недолго и, поклонившись мужу и гостям, ушла вместе с сыном.

– За здоровье княжича Ингера, – поднял было кубок боярин Карислав, чем вызвал замешательство среди воевод и старейшин.

Пить-то сначала надо было за здоровье великого князя.