Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю… вот, блин, что же я обещаю? Не пить, не курить… нет, не то… Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно…
Я двинулась дальше по коридору, как вдруг одна из дверей приоткрылась, и из-за нее выскользнула миниатюрная старушка с собранными в конский хвост седыми волосами. Подкравшись ко мне, старушка огляделась по сторонам и зашептала:
– Дорогая, как удачно, что я вас встретила! Я вижу, у вас хорошее лицо и добрые глаза! Вы мне, несомненно, поможете! Передайте вот эту записку Мартину! – И она торопливо вложила в мою руку сложенный вчетверо листок бумаги.
– Кому? – удивленно переспросила я.
– Как – кому? – недоуменно воскликнула старушка, и на ее лице появилось высокомерное недовольство. – Дорогая, неужели вы не знаете Мартина?
– Боюсь, что не знаю, – честно призналась я. – Я вообще-то здесь мало кого знаю…
– Ну, Мартина-то знают все! – Она выразительно махнула рукой. – Он же начальник партийной канцелярии…
– Кто?! – Я не поверила своим ушам. – Какой еще канцелярии?
– Начальник партийной канцелярии НСДАП! Рейхсляйтер! Обергруппенфюрер СС! Второй человек в государстве!
– Вы имеете в виду…
– Я имею в виду Мартина Бормана! Не прикидывайтесь, дорогая! У вас хорошее арийское лицо! Передайте эту записку Мартину, он должен знать, что мы с Адольфом живы, что нам необходима помощь! Скажите, что Ева просила его…
– Ева Браун, надо полагать? – уточнила я с интересом, хотя теперь мне уже все было ясно. – Жена Гитлера?
– Ну, конечно, дорогая! – Старушка мило улыбнулась. – Я рада, что вы меня наконец узнали!
Я не успела ничего ответить, как в коридоре появился Иван Карлович. Он был мрачен и озабочен. Рядом с ним плелся санитар огромного роста с длинными, как у гориллы, руками.
– Как же так, Бухтеев!.. – выговаривал Иван Карлович санитару. – Как же вы допустили?
– Виноват, Карлыч… – бубнил санитар, опустив лысую голову. – Виноват, недоглядел… она хитрая такая, вы же знаете… психи, они вообще все такие хитрые…
– Я просил вас, Бухтеев, не называть наших пациентов этим словом! – недовольно проговорил доктор и в это время увидел меня и мою престарелую собеседницу.
Он вспыхнул, взмахнул маленькими ручками и подскочил к нам:
– Ева Моисеевна, почему вы в коридоре? Как вы вышли из своей палаты? Вы же знаете, что это запрещено! Сейчас же вернитесь в свою палату!
– Я вернусь, вернусь! – захныкала старушка. – Только очень вас прошу – разрешите мне присутствовать на процессе! Ведь там будут все мои знакомые!
– К сожалению, это не в моей компетенции, но я могу распорядиться, чтобы в вашу палату поставили телевизор. Вы сможете следить за ходом процесса в прямом эфире! А сейчас, Бухтеев, проводите Еву Моисеевну в ее палату!.. а потом поможете Илье Ильичу в процедурной, у вас ведь смена заканчивается только через полтора часа…
Санитар подхватил старушку, как перышко, и повел ее в одну из палат, расположенных вдоль коридора.
Тогда Иван Карлович повернулся ко мне и строго проговорил:
– А вы? Почему вы здесь находитесь? Казалось бы, здоровый человек, должны понимать…
– А про какой процесс она говорила? – спросила я, чтобы сбить доктора с мысли.
– А? Что? Про Нюрнбергский, конечно… – Он заморгал глазами, провел рукой по лицу и снова нахмурился, но уже без прежнего запала: – Ну, вы же должны понимать, что здесь существуют строгие правила внутреннего распорядка! Среди наших пациентов есть весьма опасные… это хорошо, что вы столкнулись с Евой Моисеевной, она вполне безобидна. А что было бы, если бы на вас наткнулся наш Джек Потрошитель? Или Андрей Романович?
– Какой еще Андрей Романович?
– Чикатило, само собой.
– Чикатило давно арестован и казнен… – проговорила я неуверенно. – А Джек Потрошитель и вовсе жил сто лет назад…
– Конечно, у нас не настоящий Чикатило, как и Ева Браун ненастоящая. Они только считают себя этими знаменитыми людьми, но и ведут себя соответственно. А вы сами понимаете, что человек, который ведет себя как Джек Потрошитель, не менее опасен, чем настоящий…
– Вам следует лучше стеречь пациентов! – оборвала я его. – Кстати, как там моя тетя? Я могу ее увидеть?
– Давайте для начала вернемся в приемную, там нам будет удобнее разговаривать… – с этими словами он ухватил меня за локоть и повел по коридору обратно.
Его маленькие ручки оказались неожиданно сильными, и мне не осталось ничего другого, как подчиниться.
Вернувшись в приемную, Иван Карлович усадил меня на стул, а сам сел напротив и, твердо поставив локти на стол, проговорил:
– К сожалению, тетя не хочет вас видеть. Мы сообщили ей о вашем визите, но она категорически отказалась…
– Отказалась? – Я изобразила праведное возмущение. – Да быть такого не может! Тетя всегда любила меня! Она просто мечтает со мной встретиться!
Я могла сейчас говорить все, что угодно, потому что знала: проверить мои слова им не удастся, поскольку Лариса Кондратенко сбежала из больницы и опровергнуть ничего не сможет.
Доктор опустил глаза и сосредоточенно забарабанил пальцами по столу.
– Я не хотел говорить вам правду, чтобы не расстраивать, – произнес он после затянувшейся паузы. – Дело в том, что у нас в больнице произошло несколько случаев заболевания дифтеритом. И ваша тетушка тоже подхватила инфекцию. Ей, оказывается, необходимая медицинская помощь, и ее здоровье вне опасности, но посещения, разумеется, запрещены. Это в ваших интересах… вы же понимаете, дифтерит – очень опасное инфекционное заболевание…
И тут я вспомнила «курс молодого бойца», который в свое время провел для меня дядя Вася. Среди прочих навыков, совершенно необходимых частному детективу, он обучил меня основам проведения допроса.
В каждом допросе есть момент, когда допрашиваемый совершенно не готов к неожиданной атаке и невольно раскрывается. Тот самый «момент истины». Именно в этот момент нужно огорошить его неожиданным вопросом – и тогда успех гарантирован. Подозреваемый выложит все как на духу.
Так вот, я поняла, что Иван Карлович находится сейчас именно в таком состоянии.
Я вскочила со своего стула, перегнулась через стол, нависла над ним и рявкнула:
– Хватит водить меня за нос! Я знаю, что моей тети нет в больнице! Знаю, что она сбежала!
В детективных фильмах и романах часто используют прием «злого и доброго полицейского». Поскольку я здесь была одна, мне пришлось одной изображать и того, и другого. И я, кажется, неплохо справилась с этой сложной ролью.
Иван Карлович действительно был поражен моим внезапным превращением из скромной, доверчивой посетительницы в злобную мегеру с замашками сурового следователя. Он отшатнулся и даже прикрыл рукой лицо, как будто боялся, что я его ударю. И невольно покосился на дверь, должно быть, собираясь позвать на помощь гориллоподобного санитара.