– Долой антинародный режим! – кричал один. – Трудящиеся Марса прибыли на нашу планету, чтобы немедленно с нами консолидироваться! С нами все здоровые силы страны, и в том числе шахтеры! – Выкрикнув последнюю фразу, оратор указал на Серегу и Леху, лица которых были покрыты толстым слоем сажи и пыли.

Друзья поспешили ретироваться, но натолкнулись на группу журналистов, обступивших еще одного оратора.

– Вы только посмотрите! – с воодушевлением говорил он. – К нам прилетели марсиане. Казалось бы, какая связь между этим событием и новой инициативой нашей партии «Груша»? И тем не менее она есть…

Тютюнин с Окуркиным осторожно обошли эту кучку, протиснулись дальше и застряли возле трибуны, на которой красовался лозунг:"Вся власть – детям юристов!"

– Как вы думаете, зачем они прилетели к нам, эти марсиане?! А?! Что они нам, денег привезли? Может быть, водки или закуски? Нет! Это прилетели подонки! Однозначно! Такие же подонки, как и коммунисты, как демократы!

В конце концов друзья все же прорвались к своему двору и остановились возле тютюнинского подъезда, чтобы перевести дух.

– Кажется, пронесло, Серег.

– Да, на этот раз пронесло.

– Чего дома скажем – как одежду пожгли? Нам же одно говорить нужно.

– Давай скажем, что газовый баллон взорвался на пустыре, – предложил Тютюнин.

– Да ты что, только жен перепугаем.

– А мы скажем, что он далеко взорвался…

– Ну разве что так, – пожал плечами Окуркин. – Ладно, до завтра.

– До завтра. Стой! Окуркин остановился:

– Чего еще?

Сергей подошел ближе и тихо прошептал:

– С Артуром надо чего-то делать, а то вдруг хозяин передумает.

– А чего тут делать? Схватим в мешок и отвезем Сайду. Еще немного алюминиевых банок ему отсыплем, и он решит проблему.

– Ладно.

На том они и расстались. Сергей направился к двери, но что-то заставило его посмотреть налево – на окно первого этажа. Вместо рамы там зияла пустота, а под черным проемом стоял знакомый жилец этой самой квартиры, по имени Петр.

– Ты чего это, на ночь глядя рамы, что ли, менять собрался? – спросил Сергей.

– Да уже менял, – невесело отозвался Петр и выругался. – Это тетка жены, Ферапонтовна, полезла в форточку и застряла. И ни туда ни сюда. Мы спасателей вызвали, они сказали – раму ломать надо. А рама-то немецкая. Я за нее месячную зарплату отдал.

– И чего сделали?

– Чего-чего… Вытащили тетку вместе с рамой и повезли на фирму. Там все разберут аккуратно и тетку вытащат.

– Так чего же она полезла в форточку, Ферапонтовна-то?

– А я знаю? – Петр пожал плечами и с остервенением сплюнул. – У нее в руках еще и чашка с чаем была.

– Наверно, чего-то старушке пригрезилось, – предположил Сергей.

– Наверно. А ты чего такой закопченный весь?

– Я? А это на пустыре баллон с газом взорвался.

– Ух ты! – поразился Петр. – Так тебя же зашибить могло!

– Да не, он далеко взорвался.

Вопреки опасениям Сергея, Люба к его внешнему виду отнеслась спокойно. Ее больше занимало то, что происходило возле пустыря.

– Че, Сереж, кино снимают? – спросила она.

– Да вроде, – ответил тот. – Баллон у них, что ли, взорвался, так пламя аж до нас с Лехой долетело.

– А Ленка звонила, говорит, марсиане прилетели.

– Я ничего не видел, – ответил Сергей и только сейчас сообразил, что до сих пор держит в руке злополучный «лобзик».

Тютюнин спрятал его под ванну, сбросил испорченную одежду и полез под душ.

Когда он вернулся в комнату, Люба стояла у окна, расплющив нос о стекло, и пыталась рассмотреть место посадки марсиан.

– Жаль, что у нас балкон на другой стороне, да, Сереж? – не оборачиваясь произнесла Люба.

– Ага, – тупо ответил Сергей.

– А если это правда марсиане? Чего тогда начнется, Сереж? Спички и соль подорожают?

Тютюнин не нашелся что ответить и молча опустился на диван. По телевизору показывали шоу «Форточки» и пятилетний мальчик рассказывал о том, как крутил роман с детсадовской воспитательницей.

– В какое все-таки интересное время мы живем, Сереж, – сказала вдруг Люба, покидая свой пост наблюдения и садясь рядом с мужем. – Марсиане, этот хрен верблюжий с Речного вокзала…

– А ты уже и там побывала?

– Не только я. Нам от завода целый автобус выделили, мы вместе с профоргом ездили.

– Так вы бы его к себе в заводской клуб пригласили, – едва сдерживая досаду, подсказал Сергей. – Рассмотрели бы поближе, а то ведь там небось толкучка?

– Ой, а мы как-то не подумали, – расстроенно проговорила Люба, принимая все за чистую монету. – А толкучка, это да, много народу там. Телевидение было… Только он меня не узнал, этот твой знакомый. Палыч его звали?

– Палыч, – нехотя буркнул Сергей.

– Интересный мужчина. Наши девчонки так взволновались…

Люба вздохнула.

– Ты тоже, что ли, взволновалась? – ревниво спросил Тютюнин и, дабы успокоить жену, попробовал применить взгляд, которому его учил Леха.

Очевидно, это подействовало, только несколько иначе.

Супруга зарумянилась.

– Чего, прям сейчас, что ли?

Отступать было уже поздно, и Тютюнин сказал:

– Ну.

Таким образом, весь вечер у него оказался занят, а утром он по своему обыкновению отправился на работу.

В меховой приемке все шло как обычно, Сергей исправно принимал траченное молью тряпье и выслеживал бухгалтера Фригидина, который по-прежнему воровал у своих сослуживцев сахар, однако делал это чрезвычайно осторожно.

Директора Штерна пока больше никто не бил, и, кажется, он возобновил отношения с любовницей.

Дизайнер-закройщик Турбинов, как всегда, был пьян уже в девять утра, однако это никак не отражалась на его творческих способностях. Он лихо красил кроликов под снежных барсов и завивал пыжиков под бахтайский каракуль.

В очередной раз, под надуманным предлогом, наведалась врачиха Света.

Пользуясь своим преимуществом в силе, она ущипнула Сергея за ягодицы, а Турбинова обозвала долбоклюем.

Дизайнер хотел было обидеться, но Сергей пояснил, что Света женщина одинокая и ее следует понимать.

Во второй половине дня меха несли как-то вяло, и Тютюнин едва не заснул, а как только директор Штерн умчался пораньше к своей зазнобе, вся бухгалтерия и приемка последовали его примеру и разошлись по домам.