— Подожди, Леся, давай поподробнее, — перебил Максим. — Где «там»?

— Так я же говорила, в клубе «Маугли»… А, это я не тебе, это я Полинке рассказывала…

— Хорошо, а что за очкарик, как его зовут?

— Ну, ты спросил! Понятия не имею, я с ним вообще не разговаривала. Просто случайно рядом оказалась… ну, не совсем случайно, я там долго по залу бродила, прислушивалась-приглядывалась. А этот, знаете, такой, из категории «он немолод и вечно пьян». А тут еще обидели мужика, вот он и присел в уголке, с графинчиком. Начал душу изливать…

— Кому? — Максим явно напрягся.

— Графинчику с водочкой, кому ж еще. А я за соседним столиком пристроилась. Жаль, что он тихо бормотал, я не все сумела расслышать. Но! — Она снова взмахнула вилкой, указывая на Дениса. — Твой брат явно копал в нужном направлении! И явно накопал достаточно…

В этот момент даже до непробиваемой Леси Беды дошло, что она разговаривает не с посторонним, случайно вовлеченным в эту историю человеком, а с родным братом покойного, и она слегка смутилась.

— Ну, в общем, жаловался этот бедолага довольно невнятно, и слышно мне было не очень хорошо, так, отдельные слова долетали…

— Леся, ты что, цену себе набиваешь? — нетерпеливо рыкнул Макс. — Говори уже, что ты от этого очкарика услышала?

— Он плакался, что очень боится, — на удивление послушно, не пытаясь снова продемонстрировать свою независимость, откликнулась Леся. — Что он общался с Андреем, позволил себе расслабиться слегка и имел глупость сболтнуть что-то такое, что никому и никогда, ни при каких условиях говорить не следовало. И вот теперь, когда ему срочно необходима доза, чтобы встряхнуться и привести мысли в порядок, его так жестоко лишили возможности…

— Я понял, — перебил Макс. — Имена какие-то он называл?

— Нет, он не настолько напился. Он даже Андрея не назвал, только пил все время за упокой души новопреставленного раба Божьего.

— Блин, надо же, какой приверженец православия, — недовольно проворчал Денис.

— Человек, между прочим, твоего брата поминал, — вступилась за очкарика Леська. — На самом деле я не поняла, он действительно сболтнул Андрею что-то важное, что могло помочь ему выйти на главаря всей этой наркомафии, или просто сам не помнил, что наговорил, и испугался так, на всякий случай. Или это вообще не столько он, сколько водка разговаривала.

— Понятно. — Максим откинулся на спинку стула и отодвинул пустую тарелку. — Опиши-ка мне этого разговорчивого алкоголика.

— Ну-у… — Леська подняла голову и уставилась в потолок: — Значит так. Мужчинка третий сорт. Похож на сильно облезлого печального Винни-Пуха, только без его обаяния…

Я скептически хмыкнула, Денис коротко хохотнул, а Максим замахал руками:

— Прости, Леся! Я забыл, что имею дело с творческим человеком, а у вас, известное дело, свой взгляд на мир. Но если я попробую объявить в розыск печального необаятельного Винни-Пуха… давай лучше я буду вопросы задавать, а ты на них отвечай.

Леська с готовностью закивала, а я задумалась: с чего вдруг моя милая подруженька взялась ваньку валять? Облезлый Винни-Пух — это вовсе не литературный, как ребята подумали, изыск, а определение конкретного, хорошо мне известного человека.

Макс тем временем достал блокнот и сделал короткую запись, пробормотав:

— Пол мужской, тип внешности… — и повторил, уже обращаясь к Леське: — Тип внешности? Европейский?

— Лицо славянской национальности, — без тени сомнения подтвердила она.

— Возраст?

— Вот тут точно не скажу, — с явным сожалением призналась Леська. — Трудно было определить, он сильно горбился и не особо ко мне поворачивался. Но старше пятидесяти, это точно.

— Странно. Обычно наркоманы до такого возраста не доживают. Рост?

— Мелкий. Сидит на стуле, а ножки еле-еле до пола достают.

— Телосложение?

— Кругленький такой. Скорее просто полный, чем жирный, но такой… рыхлый.

— Угу. — Максим сделал очередную пометку в блокноте. — Волосы? Цвет, длина?

— Да какие там волосы! На половине головы чистая плешь, на второй половине три волосинки в два ряда. Но аккуратненько так подстрижены.

— Странно, — повторил Максим.

Я машинально кивнула. Действительно, очень странно.

— Кожа?

— В смысле? — снова прикинулась дурочкой Леська.

— Розовая, бледная, загорелая? Пористая, гладкая?

— Ну, так близко я его не рассматривала… нормальная кожа. Дряблая немного, возраст же. Но не розовая и не загорелая, обычная.

— Понятно. Теперь голова. — Не дожидаясь вопроса, он пояснил сразу: — Размер, форма?

— Да обычная голова. — Леська пожала плечами и свела ладони так, словно держала баскетбольный мяч. — Вот такая, примерно.

— Угу, среднего размера, округлая. Лицо?

— Тоже круглое. Такое, со щечками.

— А черты лица? Крупные, мелкие?

— Нет, ничего крупного в этом дядьке в принципе не было. Но и не мелкие. Средние.

— Глаза? Цвет, строение глазной щели?

— Максим, ты чего? — искренне удивилась Леська. — Он почти спиной ко мне сидел, как бы я ему в глаза заглядывала? Да и зачем? Я больше прислушивалась, чем приглядывалась.

— Нос тоже не разглядела?

— Нос как нос. Если бы был очень маленький, или слишком большой, или кривой какой, я бы обратила внимание. А так… обычный нос.

— На губы тоже внимания не обратила?

— Губы? — Леська задумалась. — Нет, губы тоже ничего особенного. В смысле запоминающегося. А вот уши у него смешные были. Маленькие, как у ребенка, и оттопыренные.

— Хоть что-то, — пробормотал Максим, записывая. — Волосяной покров на лице имеется?

— Не, ни бороды, ни усов, ничего такого… даже щетины не было. Бритый дядька.

— Про шею скажешь что-нибудь? Длинная, короткая, толстая, худая? Кадык заметен?

— Макс, я же говорю, он сгорбившись сидел! Там никакой шеи вообще не было видно, сразу от ушей пиджак начинался.

— Какие-нибудь особые приметы? Родинки, шрамы, бородавки, татуировки?

— Вроде что-то такое было, — нахмурилась она. — На пальцах… похоже на старые шрамы… такие, знаешь, словно тату сводили.

— М-да-а… — Максим проглядел свои записи. — Я всегда говорил, что худших свидетелей, чем так называемые творческие люди, просто быть не может. Они все время о своем, о высоком думают, а сосредоточиться и глазами посмотреть, что вокруг делается, — на это у них таланта уже не хватает.

— Ну, знаешь! — разобиделась Леська. — Я, между прочим, тебе как приличному человеку старалась, вспоминала… А раз ты так, то я тебе еще одну примету не скажу!