Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саму Милу, при всех ее крупных статях, толстой мог обозвать только человек, которому она была резко антипатична. И только с единственной целью – побольнее ужалить.
– Юбка до пят, из марлевки, сто лет уже такие не носят. Соломенная шляпа, солома там, конечно, и не ночевала, синтетика. Из-под шляпы – темные волосы, каре, вроде бы. Лица не разглядела, очки черные в пол-лица, даже в помещении не сняла. Ярко-красная помада. Ну вот только ротик – как у Джулии Робертс. Всё!
– А чего, собственно, вы так переполошились из-за этой тетки?
– Да не из-за тетки! Из-за монет.
– Мы с этим Сараем да с кладами скоро уже с ума сходить начнем. Везде монеты, монеты, монеты!..
– Теперь уже другой вопрос: почему она так прореагировала на Милкино появление?
– Прямо припадочная какая-то!
– Может, вы с ней все-таки знакомы?
– Да что ты, ей богу! Я бы узнала.
– Тем более странно! На милицейского работника ты никак не тянешь…
– Ну а монет ты так и не разглядела?
– Конечно, нет!
– Допустим, монеты из Сарая. Подделка или настоящие?..
– Допустим! Если подделка, то все становится более-менее понятным. Она и так настороже, а тут ты несешься, как танк. Просто нервы не выдержали.
– А если настоящие? Если они из того клада, что мы нашли?
– Тогда они расползаются, как тараканы.
– Есть и еще вариант: где-то имеется другой клад.
– А та шкатулка, что у нас в музее отрыли, – это уже третий? Но Никита сказал, что на той глубине, где в траншее нашли нашу шкатулку, она быть не могла, слишком мелко. «Биржевики» же не копали до культурных слоев.
– Так что же, ее сначала зарыли специально, чтоб потом откопать? Но это же безумие какое-то! «Бриллиантовая рука»!
– И почему именно у нас в музее, именно в Артюховске, а не в другом городе или в том же Пороховом?
– И почему тетка объявилась в Артюховске, чтобы монеты продавать?
– Ну, этого мы не знаем, может, она не только в Артюховске успела побывать.
– В Пороховом нельзя, слишком близко от раскопок.
– И вполне вероятно, что это все провернул житель Порохового, чтоб подальше след увести.
– Тогда понятно, почему шкатулка – новодел, а монеты настоящие.
– Почему?
– Этому товарищу просто надо было выиграть время. Пока в Артюховске разберутся, что настоящее, а что нет! Экспертизы, то, сё. А в Пороховом – археологи рядом, специалисты. Вон, Шпигалев сходу определил.
Дамы задумались.
– И все-таки, что бы это значило – «из раскопа»? Может, монеты у него украли, из найденных ими? Помните, я рассказывала, в газете читала про две шкатулки?
– Тогда бы крали со шкатулкой!
– А если нельзя было? А несколько монет – можно!
– Тогда это кто-то из своих, шпигалевских. Потому он и мечется, Никита же сказал, что тень на него падает.
– Нет, не может быть! Археологи – бессребреники, это же их работа!
– Ой-ё-ёй! Как будто в банках банковские работники не воруют! Каждый день в новостях, мы же телевизор смотрим!
– А потом, они же наверняка давным-давно эти шкатулки сдали, куда положено, да по описи, да все пересчитали до монетки! Как-то там у них же все это делается!
– Может, новые откопали? В прессу же не всё попадает!
– Ага, каждый день – по шкатулке! Будет вам.
– Девочки, – задумчиво сказала Люся, – мы удалились в сторону. Если шкатулку в нашем музее закопали, для того, чтобы её нашли, то главный вопрос – кто же её закопал?
– Тот, кто знал про траншею!
– А пороховчанин никак не мог про нее знать!
– Неувязочка…
– Вот что: надо идти на «биржу». Сейчас там все равно уже никого нет, время послеобеденное, работнички так долго не сидят. Завтра с утра. Расспросим тех, что в музее траншею рыли.
– Эх, Лиды нет! Она бы с ними в два счета поговорила.
– А кстати, Люся, ты ей звонила?
– Звонила, – безнадежно махнула рукой Люся. – Она только пару вопросов Бурлакову успела задать, он ее остановил. «Любимая, – сказал, – я же знаю, откуда ветер дует. Все в свое время. Узнают твои подруги, что к чему. Тебе первой расскажу, как дело закроем. А пока – тайна следствия!»
– Гад!
– Скотина безрогая!
– То-то ему сейчас икается!
– Да ну, – вступилась по обыкновению Зоя, – это же его работа. И кстати, давайте уже обедать!
Впрочем, участия в том, чтобы накрывать на стол, она потом не приняла. Все это время задумчиво вышагивала по кухне.
– Уйди в зал, – рассердилась Люся, – не путайся под ногами!
– Не мешай ей! – вступилась Мила, – она думает.
– Пусть в зале думает, там ей никто мешать не будет!
Зоя в этот момент резко затормозила. Вероятно, ее память, в которой все это время шла подспудная работа, выдала конечный результат.
– Девочки, вы можете считать меня сумасшедшей, но если бы эта тетка…
– Какая тетка? – не поняла Люся, – в парикмахерской?
– В салоне! Если бы эта тетка не была теткой, я бы сказала, что это… Варвара!
– Какая Варвара? – теперь уже «не въехала» и голодная Мила.
– Не какая, а какой! «Любопытная Варвара»! Дружок Боцмана.
– Да с чего ты взяла?!
– Голос у него очень противный, но своеобразный.
– Как ты могла узнать его голос, если он сказал там, под стеной Сарая, всего пару фраз!
– Да, но каких фраз! – согласилась Мила уважительно. – Хотя до Боцмана ему, конечно, расти и расти.
– Голос тетки мне сразу показался знакомым, – задумчиво продолжала Зоя, – резкий такой, с приблатненными интонациями…
– Но мужской-то голос от женского можно отличить?
– Да не всегда! Если у женщины он прокуренный, низкого тембра, а у мужчины – высокий? Тут фактор одежды роль играет. Сразу настраиваешься на восприятие по половому признаку. Это первая реакция – во что человек одет.
– Бывают же похожие люди! А может, она родственница Варвары?
– Но с чего она так шарахнулась от Милы, как черт от ладана? Откуда она может знать Милу?
– И чем это, и когда я ей так насолила?!
– Может, Варвара замаскировался под тетку? – несколько колеблясь, предположила Мила.
– Зачем?
– Но – монеты же продавал! А если они – из Порохового городища? Для конспирации.
– Все! – решительно пресекла Люся. – Обедать! А то у вас на почве голода уже глюки начинаются.
Но и за обедом Люся с Милой продолжали, пережевывая пищу не слишком тщательно, как советуют классики советского юмора Ильф и Петров, пережевывали и тему маскарада Варвары, странного поведения Шпигалева, шкатулок с монетами, монет без шкатулок, и всего, из этого следующего.
Зоя вяло жевала, опять погруженная