отбивки мяса и плотницкий железный, с деревянной ручкой, минерал мутно-голубого цвета – размером с хороший мужской кулак. Когда-то Люсе подарил его экс-супруг Толик на счастье, представив как обломок лунного камня.

«Подари мне лунный камень – талисман моей любви», песенка тогда звучала изо всех открытых окон. Теперь, когда любовь прошла, завяли помидоры, Люся сочла, что не будет кощунством использовать талисман по другому назначению, более практичному. Рассуждая логически, ее можно было понять: со своими прямыми обязанностями талисман не справился, любовь не сберег. Чего ж добру пропадать?

Под полом заскреблась мышь. Люся встрепенулась и пошарила рукой по стулу. Электронные часы на комоде были с подсветкой, и даже при закрытых ставнях в комнате не царила кромешная тьма, но Люся уже и на ощупь знала, где что у нее лежит. Порядок в своем хозяйстве она поддерживала образцовый.

Поколебавшись какое-то мгновение, Люся остановила выбор на алюминиевой кружке, взяла ее и шарахнула по стенке. Мышь, по идее, должна была уж если не окочуриться с перепугу, то хотя бы упасть в обморок, отключиться.

В обмороке мышка пребывала недолго. Пяти минут не прошло, как ее скрежет зубовный возобновился. Тогда Люся взяла ложку и пару минут самозабвенно дубасила в стену. Ложка произвела должный эффект, наступила благословенная тишина.

Бедная женщина, основываясь на предыдущем опыте, понимала, что это временная передышка, но все же ею воспользовалась. Прислонившись головой к холодной стене и подложив диванную подушечку, чтоб не застудить ухо, почти мгновенно провалилась в сон. А ведь раньше она не верила, что часовые могут спать стоя и с открытыми глазами!

Прошло, может быть, чуть больше пяти минут, и мышка продолжила свой поздний ужин. Люся знала, что он продлится как минимум час. Иногда мышиная ночная трапеза длилась и два часа, она была обжорой и гурманом, эта мышь. Но надежда умирает последней, и Люся использовала минуты тишины, а вернее, объявленное перемирие, чтобы покемарить.

Когда их «военные действия» только начинались, Люся пару раз за ночь швыряла в стену тапки, стоявшие возле кровати, в чем достигла необычайной ловкости. Потом одной пары тапок оказалось недостаточно, и она притащила к кровати еще две пары гостевых. Потом – еще и тапки сына, сорок пятого размера. Ее сын жил в соседнем городе, но навещал мать нечасто. Однако жил в уверенности, что его тапки всегда ждут его, и никто другой в них шлепать не будет.

Непосвященные в причины и характер боевых действий гости, глядя на шеренгу выстроившихся возле кровати тапок разных размеров и расцветки, смотрели на хозяйку с соболезнованием. У тетки явно ехала крыша и наблюдались проявления тапочного фетишизма.

Как во всякой войне, оружие модифицировалось, и Люсин арсенал со временем значительно пополнился.

На сей раз Люся выбрала тапок с литой резиновой подошвой и молотила им в стену с равномерными паузами, сопровождая всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями, какие только может придумать пожилая женщина. Мышка заслушалась этим речитативом и примолкла, а Люся опять задремала. Минут на десять-пятнадцать. И только когда Люся, в бешенстве, схватила железный молоток и стала бухать им в пол без передышки, незнамо сколько (она досчитала до ста, а потом сбилась), мышь угомонилась.

Когда Мила не так давно упомянула легендарную мышку и обвинила Ксюню в лодырничестве, она и сама в душе сознавала, что не совсем справедлива к Ксюне. Люсина любимица смолоду была знатной мышеловкой, и Люся едва не плакала по утрам, сгребая в совок трупик-другой задушенных мышей.

Ксюня таскала их с завидной регулярностью и выкладывала на крыльце, из тщеславия, похваляясь перед хозяйкой удачной охотой. Добычу свою она в пищу не употребляла, ее и так неплохо кормили. Играть с ней – тоже не играла, не девочка уже.

В общем, если бы в подполе у Люси поселилась обычная плебейская серая мышь, то за год с небольшим, в течение которого она там обитала, Ксюня непременно бы ее изловила, рано или поздно. Нормальные мыши ведь выходят же на божий свет!

К тому же у Люси по всему дому в укромных местах, недосягаемых для Ксюни, были разложены разные ловушки, клеевые и с отравой. Время от времени в них кто-то попадался. Люся, было, поспав в тишине пару ночей, начинала праздновать победу, но в следующую ночь выяснялось, что она рано торжествует – выносящий мозг скрип раздавался среди ночи опять.

У подруг по поводу мышки возникали разные версии. Романтик-Мила, к примеру, соглашалась с тем, что мышь-таки непростая.

– Это королева мышей! – утверждала она.

– А почему эта королева облюбовала не соседский амбар, а мой пустой плебейский подпол? Что в нем королевского?

– Ну… – затруднялась Мила, – у него хорошая мышиная аура… Ну, то есть, микроклимат подходящий.

Зоя предполагала, что королева – не королева, но мышь очень старая, мудрая, хорошо пожившая и много повидавшая, потому и неуловимая.

Лида Херсонская – непонятно, всерьез или с издевкой – выдвигала вообще фантастическую версию.

– Вот ведь уже никто не спорит, что инопланетяне воруют землян, вставляют им чипы и возвращают, чтобы потом по радио ими управлять. Почему они не могут проделывать это с животными? Почему они не могут отловить мышь и чипировать?

– Вроде Ноева ковчега?

– Ага, и запустить ее в наш с тобой подпол, чтобы мне спать не давать! Такова суть их эксперимента!

У самой Люси тоже родилась версия, но была она не столько фантастична, сколько безумна. Люся предпочитала ее не озвучивать, чтоб подруги не усомнились в ее, Люсином, психическом здоровье. Ей иногда мнилось, что это нынешняя жена ее Толика, Нина, чипировала мышку и подбросила Люсе в подпол. Чтобы эта сволочь подгрызла опорные балки, и крыша свалилась Люсе на голову. Иначе что она там может грызть второй год, практически без перерыва?

Но с чего бы это Нине заниматься такой ерундой? Знавшие Нину люди говорили Люсе не раз, что она здравомыслящая и во всех отношениях положительная женщина. Да и Люся не делала никаких поползновений возвратить бывшего мужа. После его измены прошлое перечеркнула, пережила случившееся и выжила. Сколько воды утекло с тех пор!

Вот только почему-то в последнее время она стала вспоминать Толика по самым разным поводам. Иногда и без повода – вдруг как кольнет что-то. Старость, – вздыхала Люся, – перебираю прожитое, к смерти готовлюсь.

Самым странным было то, что мышь грызла в углу именно под Люсиной половиной дома, а на Лидину не покушалась. Лида клялась, что, когда Люся на ночном дежурстве, мыши вообще не слышно. Конечно, совсем уж полагаться на слова Лиды