пробуждение в самый что ни на есть разгар глухой ночи — в самый первый момент бывает в душе вашей, если и не успевая распуститься улыбкой на лице, то, во всяком случае, тепло сгущаясь в душе, нечто похожее на такую блуждающую блаженно улыбку. Я говорю «бывает», потому что не всегда среди ночи вы просыпаетесь от какого-либо внешнего грубого шума, от какого-либо уличного или квартирного гомона и тарахтения. Я говорю «бывает», потому что иногда, а может быть, даже и часто, вы просыпаетесь ночью от какого-то изнутри исходящего крика, от собственного вашего сдавленного и крайне жалкого крика, и внутри у вас с самого начала при таком пробуждении нет и не может быть никакой теплоты и никакого блаженства и ничто подобное не клубится в вашей душе, потому что в груди у вас в этот момент глухой ночи бешено и натужно колотится сердце.

Так вот, нас интересует в данный момент подобное пробуждение утром или лучше в самый разгар глухой ночи, что-нибудь около трех часов ночи…

Представьте себе, что вы очень часто, иногда по необъяснимой причине, без всяких там внешних и внутренних криков и стонов, просыпаетесь в три часа ночи. Вы просыпаетесь, вы лежите в тепле и уюте привычной постели, и в первое мгновение или в несколько первых мгновений в вас что-то робко начинает клубиться, тяготея к блаженству, и все тело ваше еще полно горячей сонной истомой, и в мозгу вашем блаженно кружится мысль, что сейчас вот вы снова погрузитесь, снова блаженно уснете… И вдруг в тот же момент или в те же моменты, в том же самом мозгу вашем, но, возможно, в какой-то иной его доле возникает совершенно иное, отчего нутро ваше уже не теплеет, а скорей холодеет, как холодеют от удара, нанесенного в спину каким-либо твердым орудием.

Представьте себе какого-нибудь кощея бессмертного, скупого рыцаря или какую-либо скупую колдунью и представьте себе, как нечто лежащее у них на ладони, то, что они как раз вожделенно разглядывают и созерцают, подвергается внезапной угрозе быть выхваченным. О, даже не всерьез, а в шутку, в невинную шутку. Представьте себе, как в первый момент, в какую-то мельчайшую долю момента рука их дрогнет и в глазах, на лице их мелькнет смятение и ужас, но в следующую же долю момента рука, дрогнув, сомкнется клешнею, и уже не вырвать из той клешни, из-под того едящего взгляда это самое нечто (вырвать — если только вместе с душою кощея бессмертного, рыцаря или колдуньи).

Но вернемся к той мысли, что, возникая где-то там в недрах вашего мозга, как порыв-дуновение сквозного и леденящего ветра в одно мгновение уносит из вас, из вашего томного тела, будто тепло из натопленной комнаты, всю скопившуюся в нем безмятежность, делая его для начала хрупким, прозрачным, как стеклышко или как льдинка… И тогда вряд ли уже вам удастся избавиться от всех этих кощеев, клешней и воткнутых под лопатку холодных орудий. И тогда уже не бывать сну в глазу вашем до самого утра. И тогда-то вот и становится единственной вашей внешней надеждой и утешением та самая заводская труба, давным-давно, словно перст, торчащая перед окнами вашего дома.

Да и то необходимо отметить: труба эта — надежда и утешение ваше лишь тогда, когда вас не окружает беспросветная тьма глухой зимней ночи. И правда, не вставать же вам из постели, не лезть же на подоконник, не открывать же настежь, в зиму, форточку, подставляя всего себя холодным воздушным течениям, чтобы кое-как, так и эдак просунув в нее свою буйную голову, искать, где-то там блуждающим взглядом в пасмурном и полном мороза небе, в беспросветной египетской тьме северной ночи штырь закоптелой трубы?

Нет, труба вам может помочь лишь весною и летом, когда вы спите с настежь открытыми окнами и когда в три часа ночи или уже совершенно светло или вот-вот начинает светать.

Итак, ранним-раннее утро, только начал бледнеть небосвод, и ваша труба торчит в нем еще бескровной пепельной тенью. Но вы все лежите, лежите, вытянув руки вдоль тела, и становится все светлее, и небо уже не серо и бледно, будто лицо без кровинки, — в нем уже появились чистые и нежные краски, и ваша труба постепенно, от минуты к минуте, напивается цветом. И вот уже слышится щебет просыпающейся птичьей толпы, и вот уже в организуемом трубою пространстве, вокруг нее и над нею, в чистом прозрачном воздухе — кыш, полетели — и туда, и сюда, и камнем мимо окон, по одиночке и группами, по хлопотливым делам своим на разных высотах, мелькая, начинают сновать большие и малые птицы.

О, вы знаете, как дивно-прекрасно, когда раным-рано над крышами вашего города, вокруг вашей трубы и над нею начинает сновать, свиристя, различная пернатая жизнь…

Но и это не все! Внезапно наступает момент — вы изо всех сил стремитесь его уловить всегда, но, увы, почти всегда упускаете, — и ваша труба, кирпичная, пепельная, оживает и в мгновение ока наливается расплавленной медью, огнем наливается и вопие́т, торжествуя, — приветствует дневное светило.

А вы все так же лежите, с вытянутыми вдоль тела руками, с головою, немного приподнятой по-спартански жесткой подушкой, и все так же глядя в организуемое трубою пространство, и все так же следя, как отдельные птицы, удаляясь, тают в окружающей воздушной среде.

Вы все так же лежите, но от виденного и слышанного неразрешимые комбинации, суровые формулы, зияющие разрывы начинают постепенно мягчеть, тушеваться… И сознание ваше, совершенно освоившись с организуемым трубою пространством, начинает как-то странно соскальзывать все в сторону, в сторону, не то чтобы резко, а так слегка в сторону, по диагонали, сквозь все-то и всяческие преграды, над каналом, над островом, над кондитерской фабрикой, над полями, лесами, в детство, сквозь детство, к берегам окруженного землями моря и далее, в неимоверные дали и глуби… А вы, зачарованный и убаюканный этим блаженным соскальзыванием изнуренного не в меру сознания, наконец забываетесь. Бывает и так. Вы забываетесь, и во сне на ваших устах, может статься, играет даже улыбка, хотя и не та светящаяся, все растворяющая улыбка вашего детства, а улыбка вконец изнуренного, но все же обретшего хотя бы временный покой человека.

Так бывает.

Но и по-иному бывает.

Бывает, после особенно долгого перехода по глубоким оврагам и широчайшим водным преградам, после