Конечно, работодателя волнует только одно: была ли у стоящего перед ним человека судимость. Если он может получить об этом информацию с высокой степенью надежности, более широкие социальные модели уже не будут иметь значения для его решения. Теоретически логично предположить, что для ослабления дискриминации в отношении чернокожих мужчин без судимости при приеме на работу необходимо предоставить работодателям доступ к соответствующим данным. Так оно и есть. Группа экономистов сравнила решения о найме в фирмах, которые проводят проверки на наличие судимости, с такими же решениями в компаниях, которые этого не делают. В итоге они пришли к такому выводу: «Мы обнаружили, что работодатели, проверяющие наличие у кандидатов криминального прошлого, с большей вероятностью нанимают афроамериканцев, особенно мужчин. Этот эффект заметнее проявляется среди работодателей, которые признаются в остром нежелании нанимать людей с судимостью, нежели среди тех, у кого такие убеждения отсутствуют»[88].

В случае с расовой дискриминацией, чем больше информации есть у работодателя, тем, как правило, лучше. Соответственно, делаем вывод, что чем меньше информации, тем хуже. В США очень много людей в прошлом совершали правонарушения. В нашей стране высокий процент тюремных заключений, и подавляющее большинство людей, отправленных за решетку, со временем выходят на свободу, а средний срок заключения составляет менее двух лет. Процедуры, призванные помочь людям с судимостью скрыть этот факт, могут нанести большой вред гораздо более широким слоям населения. Авторы упомянутого выше исследования предупреждали, что полученные ими результаты «позволяют предположить, что ограничение доступа к сведениям о судимости действительно скорее навредит намного большему количеству людей, чем приведет к усилению расовой дискриминации на рынке труда».

Эта глава посвящена не проблемам дискриминации. Речь в ней идет об информации, которая лежит в основе многих проблем, связанных с этим негативным явлением. Информация имеет огромное значение, особенно когда мы не получаем всех сведений, которые хотели бы иметь. Рынкам свойственна тенденция вознаграждать лучше информированную сторону (если вам когда-нибудь приходилось покупать подержанный автомобиль, вы знаете это на личном опыте). Однако в случае слишком большой неравномерности, или асимметричности, информации рынки могут попросту рухнуть. Такова основная идея работы лауреата Нобелевской премии 2001 года Джорджа Акерлофа, экономиста из Калифорнийского университета в Беркли. Чтобы донести ее до мира в статье под названием «Рынок “лимонов”», автор использовал в качестве примера рынок подержанных машин. Любой человек, продающий автомобиль с пробегом, знает о его качестве намного больше потенциального покупателя. При этом возникает проблема неблагоприятного отбора – точно такая же, как в случае со «стипендиями надежды». Владельцы автомобилей, довольные своим транспортным средством, как правило, меньше хотят его продать. Таким образом, покупатели подержанных машин изначально предполагают скрытые проблемы и требуют скидки. Однако в силу того, что скидка априори встроена в рынок подержанных авто, владельцы высококачественных автомобилей еще больше не хотят их продавать, вследствие чего рынок наполняется в основном полной рухлядью. Теоретически рынок подержанных качественных автомобилей не должен работать, что, безусловно, вредило бы и желающим купить качественную подержанную машину, и тем, кто хочет ее продать. На практике же такие рынки часто очень неплохо работают – по причинам, объясненным господами, с которыми Джордж Акерлоф разделил свою Нобелевскую премию (подробнее об этом будет сказано чуть позже).

Рынок «лимонов» – яркий пример идей, высоко ценимых Нобелевским комитетом. По определению Шведской королевской академии наук, это «простая, но глубокая и универсальная идея с многочисленными последствиями и возможностью широкого применения». От информационных проблем сильно страдает, например, здравоохранение. Потребители медицинских услуг, пациенты, почти всегда меньше информированы о лечении, чем их врачи. В сущности, даже после посещения врача мы не знаем, правильно ли нас лечат. Подобная асимметричность информации и лежит в основе всех бед нашего здравоохранения.

В любой системе, базирующейся на выплате гонорара, врачи взимают плату за каждую процедуру, применяемую в процессе лечения. За эти дополнительные анализы и процедуры платят не пациенты, а их страховые компании (или федеральное правительство, как в случае с пожилыми американцами, застрахованными по программе Medicare). В то же время передовые медицинские технологии предлагают нам все новые и новые варианты лечения, и многие из них весьма дороги. Все эти обстоятельства в комплексе и представляют собой главный источник постоянно растущих цен на медицинское обслуживание: у врачей есть стимул назначать дорогостоящие медицинские процедуры, а у пациентов нет мотивов от них отказываться. Если вы когда-нибудь приходили к врачу с головной болью, а он предлагал вам провести сканирование головного мозга, вы наверняка соглашались, «чтобы просто провериться». В этом случае ни вы, ни ваш врач не делали ничего неэтичного. Если стоимость процедуры не имеет никакого значения, почему бы не исключить возможность рака мозга, даже если единственный симптом, который мог бы указывать на эту болезнь, – головная боль на утро после бурной вечеринки. Кроме того, врач небезосновательно опасается, что если он не предложит вам сканирование мозга, а впоследствии у вас вдруг возникнут проблемы с этим органом, вы подадите на него в суд и отсудите уйму денег.

В одних случаях медицинские инновации приносят поистине грандиозную пользу, а в других – они попросту расточительны. Возьмем, например, современные методы лечения рака предстательной железы, который поражает многих мужчин пожилого возраста. Одним из методов лечения этой болезни считается так называемое бдительное ожидание: иными словами, никакое лечение не проводится до тех пор, пока анализы не покажут, что опухоль увеличивается. Это вполне разумный курс действий, потому что при раке предстательной железы опухоль растет настолько медленно, что большинство мужчин успевают умереть по каким-либо другим причинам раньше, чем она превратится в серьезную проблему. Другой вариант лечения – протонная лучевая терапия, при которой на опухоль воздействуют элементарными частицами с помощью протонного ускорителя размером примерно с футбольное поле. Первый подход практически бесплатный (более или менее), второй обойдется примерно в 100 тысяч долларов.

В самой этой разнице в стоимости процедур нет ничего особенно удивительного, шокирует то, что у нас нет никаких доказательств того, что эффективность протонной терапии выше, чем бдительное ожидание. Анализ, проведенный RAND Corporation[89], подводит нас к следующему выводу: «Ни один из этих подходов к лечению не продемонстрировал явного превосходства над другим»[90].