Все, в том числе Аксакал, уставились на телохранительский лоб. Никакой точки там не было, но Бабочка кинулся на землю, уходя с линии выстрела. А Митек отскочил в другую сторону.

Тут до Аксакала дошло: драпать надо!

Его «желтый свет» сработал раньше, чем у преступников. Вывернувшись из-под руки Башнеобразного, он шмыгнул за ствол березы, побежал и уткнулся во что-то твердое.

Твердость и сбила Аксакала с толку. Он стал обегать преграду, как дерево, но чьи-то руки обхватили его поперек туловища. Аксакал брыкнулся, пытаясь вывернуться, и услышал знакомый голос воспитателя-диверсанта:

— Спокойно, Георгий!

Со всех сторон вспыхнули яркие телелампы. Преступники застыли, прикрывая глаза рукавами от режущего света.

— Снято! — громко сказал женский голос, и в круг света шагнула…

…Лагерная библиотекарша! Серенькое платье, пучок волос на затылке: «За тобой еще одна книжка. Джон Алан Дан, «Знак черепа»… Только сейчас она была в бронежилете, как и Петя (вот почему он показался Аксакалу таким твердым). В тонкой руке контрразведчицы был огромный пистолетище с облезлым воронением.

Из темноты выходили другие люди в бронежилетах, кто с автоматом, кто с телекамерой на плече. Трещали ветки. Было непонятно, как столько людей смогли без шума подкрасться к самой поляне.

— Все свободны, — сказала контрразведчица. — Кроме тех, кто арестован.

Исцарапанный Митек выбрался из кустов и встал рядом с ней. Аксакал понял, что это и есть его мама — подполковник контрразведки, Первый. Он же переговаривался с ней по рации, но из-за треска грозовых разрядов не узнал голос «библиотекарши».

На преступниках защелкивали наручники. Физиономии у них были кислющие. Наверное, каждый вспоминал, что успел наговорить, пока за ним следили телекамеры контрразведчиков.

Митькина мама сняла и не глядя протянула кому-то бронежилет, а пистолет сунула в женскую сумочку. Подошла к онемевшему от удивления и счастья Аксакалу и сказала:

— Одеяло подбери, оно служебное. И щелкнула его по носу.

Напарники лежали в бассейне и смотрели в черное небо с часто рассыпанными звездами. Отсюда уже понятно, что была ночь и они снова нарушали режим.

За день вода так прогрелась, что Аксакал ее не чувствовал. Казалось, он парит в невесомости. Вода пахла хлоркой. Подживающие мозоли на ногах приятно зудели.

— Хорошо, что нас не выгнали из лагеря, — сказал Аксакал.

— Ага.

— А какое лицо было у начальника, когда твоя мама — бац ему на стол наши благодарности с подписью генерала!

— Ага, — снова поддакнул Митек.

— Наверное, у тебя это не первая благодарность?

— Первая, — безразличным голосом сказал напарник. — Седая Борода, смотри на это проще. Начальник лагеря нас выгнал. Мамин генерал решил, что это несправедливо, но приказать «оставьте ребят» не имел права. Он же командует контрразведчиками, а не начальниками детских лагерей. Тогда генерал выдал нам эти благодарности, как записку от родителей, когда ты школу прогуляешь. А настоящим контрразведчикам он знаешь что сказал? «Благодарю за службу, а теперь разберем ваши ошибки». С мамы даже выговор не снял!

— За что ей выговор? — удивился Аксакал.

— За Синдикат. У оперативников это сплошь да рядом. Мама давно вычислила Таможенника, знала, кто он такой, поставила за ним наблюдение. Начальство говорит: «Почему не берете?» А она: «Доказательств мало. Возьмем его, подержим, и придется отпустить». Ей — хлоп! — выговор.

— А почему ты не сказал мне, что «жигуленок», где нам одеяло дали, был контрразведчицкий? — спросил Аксакал.

— А ты обиделся?

— Очень. Думал, как же так, ведь мы напарники, а Митек знал и не сказал!

— Ну и зря. Тогда и на Валеру с Петей надо обижаться: почему они шли за тобой от самого лагеря и ничего не сказали? А Валера с Петей должны обижаться на маму. Ведь она им не сказала, что разрешила мне сходить в «Строитель»… Это и есть служебная тайна: каждый знает не сколько хочется, а сколько для дела надо.

— А мне до сих пор не все ясно, — признался Аксакал. — Вот поймали Султана. Твоя мама говорит по рации: «Митек нам операцию сорвал. Отбой всем номерам, собираемся к автобусу». Я понимаю, она Таможенника успокаивала: дескать, мы уезжаем, вылавливай свой кокаин. Но откуда ей было знать, что дача — та самая, что Таможенник рядом и подслушивает наши разговоры? Его, что ли, выследили? Тогда зачем она отправила в «Строитель» тебя, а не какого-нибудь офицера?

— Мне всего не говорят, — начал со своего обычного присловья Митек и стал рассказывать.

Торговля наркотиками похожа на торговлю, скажем, шоколадками. Товар нужно покупать на «фабрике», хранить, продавать. Нужно платить продавцам, водителям, охранникам и грузчикам. Нужно все рассчитать, чтобы не остаться в убытке, а то продашь на рубль, а заплатить придется два.

Работа для тихого, скучноватого человека.

Но торговля наркотиками запрещена законом. Поэтому в расчет включаются расходы на запугивание, а то и на убийство людей, случайно узнавших лишнее. Поэтому рядовые торговцы, водители, охранники не знают своего хозяина.

У них, рядовых, есть свои ухищрения, чтобы не попасться милиции. Скажем, сидит уличный торговец на лавочке в парке. Бери его, обыскивай — ничего запретного не найдешь. Бумажка с дозой наркотика прилеплена жвачкой к сиденью лавочки, снизу. Наркоман дает ему деньги, торговец уходит. Только наркоман отлепляет жвачку, как появляется милиция. Все снято на видео. Но торговец говорит на суде: «Я ничего ему не продавал, а деньги взял взаймы». А наркоман: «Сижу я на скамейке. Вляпался в какую-то жвачку, и вдруг — налетают, руки за спину заламывают! Я на них самих в суд подам!»

Словом, даже самого мелкого торговца трудно поймать на горячем, да и особого толку от этого нет. Один попадется, на его место возьмут другого. Преступная организация и не почувствует потери.

Нет, бить надо в мозговой центр! В того тихого-скучноватого, который все придумал и все знает: откуда берутся наркотики, кто их перевозит, где они хранятся, кто покупает и сбывает «порошок» не граммами, как уличные торговцы, а килограммами.

Беда в том, что этот самый опасный преступник на первый взгляд не совершает преступлений. «Порошка» он в глаза не видит. С торговцев денег не собирает. Никого не запугивает и уж тем более не убивает. За него все делают подручные. А организатор преступной группы может годами оставаться безнаказанным.

Так и было с Таможенником.

Он разъезжал в отличной машине, жил в роскошном особняке и не скрывался. Считалось, что его богатство — от жены, хозяйки магазина одежды.

Конечно, за ним следили. Но арест Прохора и Султана испугал хозяина Синдиката. Он вел незаметную, внешне честную жизнь и не спешил доставать кокаин из тайника.