Алексей злобно подлетел к борту и перевалился через него, нарочно не глядя в сторону тренера.

— Ты что творишь?! Ты меня уже достал! Все твои психи достали! Вот вернемся в город, я тебя…

— И что с того?! — огрызнулся Бречкин. — Что вы сделаете?!

— Ну-у ты и гнида, малец! Увидишь! Сегодня ты на лавке, уяснил?! В глаза мне смотри! Понял?!

— Да! — рявкнул Бречкин и широкими шагами отправился в раздевалку, ударив клюшкой по защитному стеклу и отбросив краги в разные стороны.

«Не дождешься», — приговаривал он, попутно соображая, как вернуться в игру.

— Чего вылупились?! Продолжаем! — распорядился тренер, возмущенный дерзостью Бречкина.

«Ничего, — думал Виталий Николаевич, — посидит на лавке, посмотрит, как играют без него, почует, как жопа затекает, и по-другому запоет, петушок!»

Редко когда местный фельдшер принимал людей до начала игры. А тут к нему с натянутой улыбкой заполз я, сутулясь и держась за грудь, будто у меня сердечный приступ. Моложавый медработник кинулся помогать мне снимать одежду, чтобы провести осмотр.

«Не прощу, если покалечил… тварь!» — мысленно бесился я.

Фельдшер тщательно изучал полученные мной увечья и молчал при этом, что меня, человека нетерпеливого, выбивало из колеи.

— Ну что там у меня?

— Здесь больно?

— Везде больно, — ответил я.

— Не ври, — спокойно отреагировал фельдшер. — Сюда приходили со сложными переломами и умоляли разрешить им играть.

Умеет разрядить обстановку, ничего не скажешь.

— Сейчас возьму лед, — сказал фельдшер.

— Спасибо, — устало поблагодарил я.

Тем временем закончилась раскатка. Команды вернулись в раздевалки.

— Давай-ка глубокий вдох, — слушал меня фельдшер, сунув в уши стетоскоп. Я немного вскрикнул при вздохе. — С сердцем все нормально. Работает, конечно, как ошпаренное. Но сейчас вернется в обычный ритм.

— Полной грудью, правда, не вздохнешь.

— Не переживай. Крепче держи, — сказал фельдшер, и я сильнее приложил к ране пакет со льдом, предназначенный для хоккеистов. — Ушиб. Кости целы. Но для подстраховки снимок все же надо сделать. Сейчас наложу мазь и повязку. Походишь пока так.

— Хорошо.

— Ты еще легко отделался, — продолжил медик. — Эта штука могла и кости поломать, и в сердце угодить, и в шею.

— Не то слово, — вздохнул я.

— Может поболеть. Гематома будет знатная, — приготавливал бинт фельдшер.

Когда меня забинтовали, я узнал у медработника адрес близлежащего рентгена, поблагодарил его и вылез из медпункта.

— Полный покой этому месту, — напомнил фельдшер напоследок. — Жаль, если раздерут мою повязку в травмпункте. Хорошая получилась.

В коридоре я застал выходящих на лед хоккеистов за несколько минут до начала первого периода. Я взял себя в руки и заглянул в раздевалку, надеясь посмотреть в глаза своему обидчику, показать ему, что я в строю. На что я надеялся? Все ведь ушли играть. Или нет?

Бречкин был там. И не один. Вместо глаз я увидел его затылок — склонившись над чьими-то вещами, он производил странные манипуляции. Задержав дыхание, я наблюдал за Алексеем из-за угла. «Чего он творит? Кто еще здесь?» — думал я, не отрывая взгляда от…

Почуяв постороннее движение, я отлетел в коридор. Рывок обжог мне грудину. В сторону раздевалки летел Степанчук:

— А тебя не убить, — воскликнул он.

— Нужно знатно постараться.

— Именно поэтому ты и работаешь со мной. Чего там у тебя?

— До свадьбы заживет. Но нужно сделать рентген.

— Вот и делай.

— А как же игра, статистика?

— На одну игру разрешаю тебе забыть об этом, — смягчился Степанчук. — Вон у нас… Пирогов записи сможет сделать. А ты иди.

Внезапно тренер вновь вернулся к своему обыкновенному возбужденному состоянию и крикнул в раздевалку:

— Филиппов! Бречкин! Вам особое приглашение?!

Из раздевалки вышел Бречкин и пошел в сторону льда, сделав вид, что не заметил нас.

«Да-а-а, отвык тренер. Стоило мне выбыть на одну игру, так некому команду в полном составе на лед вывести, — думал я. — Но все равно странно», — наблюдал я за запоздалым выходом двух хоккеистов. Эпизод особенно подозрителен тем, что в нем замешан Бречкин. Но если я сейчас выскажу хотя бы одно соображение тренеру… На сегодня событий достаточно, решил тогда я.

— Филиппов! Ты какого хрена еще шнуруешься?! — негодовал Степанчук. — Пулей на лед! Гимн петь, — он чуть ли не за шкирку выкинул Антона из раздевалки.

Я же побрел в сторону выхода и собирался попросить водителя нашего автобуса метнуться со мной на его махине до ближайшего рентген-кабинета. На протяжении всех разъездов мне не давал покоя только один вопрос: «Что Бречкин, черт возьми, там делал?»

***

Опасения относительно тяжести моей травмы оказались напрасны. Ни перелома, ни трещин, ни смещений, слава Богу. Тем не менее обидно… и больно. Снимать верхнюю одежду, браться за ручки, чтобы открыть двери, и вообще задействовать правую руку и правую сторону собственного тела неприятно. Еще и бинты немного сковывают движения. Хорошо хоть, что я левша, и данное обстоятельство меня особо не выбило из колеи.

Я вернулся в нашу гостиницу-общагу. Днем в ней тихо и практически безлюдно. Я посетил столовую внизу — кормят сносно, особенно когда умираешь с голоду. Я неторопливо поднялся в номер и до возращения команды попытался обеспечить себе рекомендованный врачом покой. Однако думки об игре не давали расслабиться. Увидев свой дневник на тумбочке, я вообразил, сколько туда запишу на страничке с сегодняшней датой — день при этом еще в самом разгаре. Потянуло что-нибудь прочесть. Как и минувшим вечером, я открыл ежедневник на случайной страничке:

«…неожиданно появилась стройная эффектная блондинка, одетая в недлинное черное пальто, которое отлично гармонирует с ее сапогами на высоком каблуке. Светлые-светлые волосы и миниатюрное лицо, голубенькие глазки.

Не успел я открыть рот и набрать воздуха для какой-нибудь пространной фразы, в которой планировал объединить и комплимент, и приветствие, и восхищение, и удивление, как особа целеустремленно прошла в тренерскую, стуча каблуками.

«Важная штучка! Что привело ее сюда?» — подумал я, не отрывая взгляда от ее изящного стана.

— Алина Вильде, — сходу представилась она. — Я в курсе, как нужно разговаривать с такими, как ты.

— Здравствуйте, Алиночка, — фамильярно и с неестественной улыбкой поприветствовал нежданную гостью я. — А я наслышан о вас.

— Я являюсь… — начала она, присев на стул напротив, положив ногу на ногу, но я бесцеремонно ее перебил.

— Девушкой Степана Кошкарского, нападающего «Магнитки-95» с джерси под номером 27, ростом 190 сантиметров, весом пока в пределах 80-ти килограмм, уроженца республики… жаль только, что не нашей.

— Знаешь, значит, — она одна из первых людей в мире, кого нисколько не удивили мои глубокие познания.

— 1:1! Я тоже не дурак. Тоже могу важно ворваться. Что вас конкретно здесь интересует? Мне