Инерция движения. Все напряжение, вложенное в механизм, стремится теперь к заключительной части. К финалу.

Макс спотыкается. По снегу за ним тянется след кровавых капель. Второй рукой он поплотнее заворачивает раненую кисть в грязную тряпку.

– Тебе надо в больницу! – кричит Дэнни. Не хочется оставаться без нового друга, но рана и вправду выглядит скверно, а кроме того, мальчик боится, что Макс будет его тормозить.

Тот лишь качает головой:

– Все в порядке! Алеканы не сдаются. Ходить я еще могу. Нам нужно найти какой-нибудь транспорт, а кроме того, если потребуется, я и переводить могу.

Борясь с метелью, они минуют ряд домов времен коммунистов, где огромное изображение космонавта парит над раскрашенным психоделическими цветами морем, потом очередной запертый склад. За углом они оказываются на дороге пошире. Невдалеке видны желтые фары пробирающегося сквозь буран автомобиля.

Макс машет ему рукой, нетерпеливо топая ногой по снегу, и почти бросается на капот машины.

Догнав друга, Дэнни видит, что тот ведет жаркую беседу с пожилым водителем.

– Все в порядке, – наконец говорит Макс. – Этот добрый человек нам поможет. Едем!

Дэнни забирается на заднее сиденье, подвигается, чтобы в ногах хватило места и Герцогу.

– А нельзя одолжить у него телефон?

– Ничего не выйдет. Похоже, Сеть легла. Уже с полчаса как.

Папа всегда говорил: жизнь – это про умение рассчитать время.

И не только в смысле того, успеешь ли ты вовремя поднять занавес, добраться до другого города в назначенный срок, подсунуть нужную карту наверх колоды, но и в гораздо более глубоком смысле.

В смысле радости и веселья: подогреть ожидания публики ровно в должной степени, а потом вдруг выпалить из пушки или пустить из-под купола искусственный снег.

В смысле красоты: если оркестр играет в одном ритме с участниками представления, то последний звучный аккорд гитары раздастся именно в тот миг, когда акробат красиво прыгнет вниз с трапеции, а удар литавр подчеркнет победоносно вскинутую руку – и сердца зрителей затрепещут.

А кроме того, в смысле жизни и смерти: промедление в долю секунды – и партнер, которого ты ловил, летит вниз, в страховочную сетку, если не хуже. Не успеешь вовремя выровнять положение – свалишься с каната. Вот так и появляются новости.

«Все это, конечно, хорошо, – думает Дэнни, перегибаясь с заднего сиденья такси вперед и чувствуя, как заносит машину по предательскому льду. – Но рассчитать время ты можешь только тогда, когда полностью владеешь ситуацией, контролируешь все прочие факторы. Если ты много раз репетировал и делаешь то, что повторял уже сотни раз».

Однако теперь весь мир словно бы ополчился против него, не давая ему даже шанса рассчитать время. Сплошная импровизация – с того самого момента, как бомба разнесла стены школы. Сплошные попытки подстраиваться под происходящее в надежде на лучшее. Вот и теперь все то же: слишком много неизвестных в уравнении – не знаешь, ни где Дарко, ни как связаться с друзьями, ни даже сколько еще продлится эта поездка…

Макс на переднем сиденье оживленно разговаривает о чем-то по-немецки с пожилым водителем, показывает здоровой рукой вперед. Дворники работают вовсю, очищая стекло. Автомобиль движется по мосту над железной дорогой, но медленно, удручающе медленно. Сжав кулаки, Дэнни нетерпеливо постукивает себя по коленям.

Макс оборачивается к нему:

– Впереди дорогу расчищали. Не переживай, Дэнни. Через несколько минут будем на месте.

Лора спешит через площадь перед Рейхстагом. Матерчатые ботинки отяжелели от снежной каши, нелепая шапка-ушанка низко нахлобучена на голову. Лора в невесть какой раз смотрит на мобильник. Чертовой связи как не было, так и нет!

Сквозь снег впереди виднеется шатер, за ним еще один, а потом – да! Наконец-то! – знакомый темно-синий купол «Мистериума». «Ох, вот только доберусь до этого мальчишки – как схвачу в охапку, защекочу, затискаю, заобнимаю и больше глаз с него не спущу, пока мы не окажемся где-нибудь, где точно бояться нечего!»

А в полукилометре оттуда Дарко готов начать репетицию. Он поворачивается к Билли с Марией:

– Музыку, пожалуйста.

Голос его гудит, разносится над ареной.

В центре арены стоит Колесо жизни. Яркие краски сверкают и переливаются в лучах прожекторов. Купол высоко над головой раздувается, стараясь удержать непогоду снаружи, чуть подрагивая под напором ветра. Но внутри тепло и спокойно.

– Син-Син, только помни, – наставляет Дарко, – вращать будем медленно, а захочешь остановиться – крикни. В остальном все как в прошлый раз.

Син-Син серьезно кивает:

– Я готова.

Вскарабкавшись на колышки для ног, она раскидывает руки и покрепче хватается за петли. А сама тихо-тихо, под нос, шепотом подбадривает себя:

– Ничего страшного. Совсем-совсем ничего…

«Дэнни будет гордиться мной, – думает она. – Я должна казаться смелой – ради него. Такой же, как он. Как была Лили… мама…»

Она смотрит наверх, туда, где изгибается, скрываясь из поля зрения, купол шатра.

– Выпендриваться я не стану, – кричит Дарко. – Обычные броски, даже не из-за спины. Чтобы все было как можно аккуратней.

– Уж я надеюсь! – заходится кашлем Замора. Почудилось ли ему – или Дарко и впрямь сегодня какой-то странный? Напряженней обычного. Наверное, просто замерз. Или волнуется за Син-Син, старается ее успокоить.

Карлик оглядывается по сторонам, пытаясь не обращать внимания на назойливую боль в руке. Все остальные почтительно примолкли, пока Дарко разминает правую руку. Аки с Беа жмутся друг к другу, накинув на плечи одеяло – одно на двоих. Кажется, меж ними что-то наклевывается. Ах, юношеская любовь, думает он, вспоминая, как накануне вечером звонил Гале. Как славно снова поговорить, пообщаться… После стольких лет!

Роза подходит к нему, приобнимает рукой за плечи:

– Ну как ты, старик? Вот увидишь, очень скоро мы снова вернем тебя в строй!

Замора кивает. Джои с Бьорном проверяют, весь ли реквизит на месте, рассортировывают предметы в аккуратные кучки. Фрэнки стоит у пульта, Билли настраивает гитару, Мария устанавливает микрофоны и берется за барабанные палочки, готовая аккомпанировать Дарко. Но куда же запропастились мистер Дэнни с Лорой? Мальчик бы наверняка хотел это увидеть.

– Музыку, – командует Дарко. – И помни, Син-Син: после восьмого ножа – спрыгиваешь.

Он кивает Билли с Марией, и из колонок раздается пронзительная, лязгающая музыка. Нарастающая барабанная дробь, надрывное дребезжание гитары, и вот среди всего этого прорезается голос Марии: