Выражение на лице Син-Син при свете барселонской луны, всего несколько дней назад, – такое потрясенное, испуганное, уязвимое. Тот миг, когда он узнал, что не один на свете…

Мама с папой, держащиеся за руки поздно вечером после какой-то ссоры – силуэтом на фоне сверкающих огней «Мистериума». Часть лампочек перегорела, и папа говорит: «Нет в мире совершенства, но в основном он очень даже неплох…»

Мысли его неизбежно возвращаются к папиным попыткам освоить номер «похороненный заживо» – как он вылезал из неглубокой ямы, кашляя, отплевываясь, не в состоянии справиться с паникой после первых же нескольких лопат земли.

«Нет, так не пойдет, надо мне все хорошенько обдумать еще раз», – сказал он встревоженно. И выпрыгнул из могилы, отряхивая землю с рубашки и брюк, вдыхая свежий весенний воздух.

Дарко помогал ему забросать яму землей.

«Это просто невозможно, Гарри», – заявил он убежденно.

«Так я тебе покажу, Дарко, – думает Дэнни. – Еще как покажу!»

Скрежетнув зубами, он вдыхает поглубже, заряжая мышцы кислородом, потихоньку потягиваясь, разминаясь, готовясь к тому, что будет дальше.

Сверху раздается какой-то шелест, Дэнни напрягается всем телом. Рискнув чуть приоткрыть веки, он всматривается наверх через тающий снег на глазах.

Над ним маячат две расплывчатые темные фигуры. Внезапное движение – и все становится черным-черно. Но это не земля. Всего лишь кусок вонючего старого ковра или чего-то в том же роде, тяжело приземляющегося на мальчика. Дэнни вздрагивает от неожиданности – однако его тут же осеняет: это ведь как любой трюк с невероятным побегом или спасением! Тяжесть земли не даст ему даже пошевелиться, но если он умудрится сделать некоторую полость, зазор – все, возможно, еще и получится! Вот этот ковер как раз и поможет.

Дэнни ждет, прислушиваясь. Теперь, когда у него есть план, он на удивление спокоен. Звук вгрызающейся в землю лопаты, а потом глухое шмяканье – первая порция земли падает на ковер. Дэнни ощущает ее вес и весь напрягается, стараясь оставить себе под ковром как можно больше места.

Шлеп. Еще лопата. И еще, и еще – все быстрее и чаще. Лежать неподвижно все сложнее, невыносимо хочется вскочить.

«Они считают, что я намертво отрубился, – думает Дэнни. – В этом мое преимущество. Надо выжать из него все, что могу. А пространство тут под ковром что-то слишком маленькое. Мне нужно место, чтобы дышать нормально». Он осторожно переворачивается на бок и выставляет вверх правый локоть и колено, приподнимая вонючий кусок материи, чтобы заполучить побольше свободного пространства.

Однако по мере того как сверху – лопата за лопатой – наваливают все больше земли, вес ее начинает не на шутку пугать мальчика. Мускулы у него уже дрожат от усилий удержать это жизненно важное укрытие, в ноздри бьет запах земли.

«Держи себя в руках, Ву, – думает Дэнни. – Еще несколько минут».

Однако перед его мысленным взором снова возникает то памятное выражение на лице отца. «Не каждый день можно увидеть твоего папу напуганным до полусмерти», – сказал Замора. Но в тот день отец и правда здорово испугался.

Не вспоминай эту сцену! Думай о Син-Син. Ты должен выбраться отсюда и спасти ее. Только это, черт возьми, и имеет значение.

Земля давит все тяжелей и тяжелей, забивается под края ковра, дышать Дэнни уже почти не может. Сил терпеть больше нет. Надо спасаться!

У мальчика еще хватает места, чтобы кое-как отползти вбок, к краю ямы. Может, тут давить будет чуть меньше – сыплют-то все больше на середину.

Он скребет ногтями рассыпчатую холодную землю, проталкивает ее мимо груди, а потом пихает, лягает коленками и ступнями точно крот. Однако координировать свои действия неимоверно трудно, земля сыплется на лицо, все больше усиливая панику.

На помощь! На помощь!

Нет, ничего, все в порядке, я еще дышу. Если повернуть голову набок.

Он извивается пуще прежнего, выползает из-под ковра. Пальцы внезапно вцепляются во что-то вроде камня. Должно быть, это плотная невскопанная земля, стенка ямы.

Ребра буквально трещат под тяжестью груза, но все же зазора еще хватает, чтобы шевелить руками и ногами. Пора прорываться вверх. Ждать больше нет сил – ни секундочки. Если Дэнни вылезет слишком рано – быть посему. По крайней мере, он умрет, пытаясь освободиться. Все лучше, чем медленно задыхаться на дне ямы.

Снова накатившая злость подпитывается воспоминаниями обо всем, что ему пришлось пережить за последние два года: все тайны, ложь, издевательства и побои, вся обращенная на него злоба. И это помогает. Шар праведного негодования в груди раздувается, заряжая руки и ноги. Энергия, которую можно пустить в ход.

Призвав все оставшиеся силы, мальчик панически прорывает себе дорогу наверх – как будто плывет, выныривая на поверхность, сквозь вязкую, как грязь, почву. Каждый сантиметр дается нечеловеческими усилиями, напряжением воли и мужества – и все же он продвигается, он точно знает, что продвигается…

А вдруг бандиты все еще продолжают забрасывать яму? Дэнни мешкает в замешательстве, сердце отчаянно стучит в ушах. Он прислушивается, не раздастся ли сверху стук, не почувствует ли он дрожь в земле. Нет, ничего.

Но он уже совершил ошибку.

Едва он прекращает двигаться, как сила утекает из рук, а груз земли давит на тело с новой, невыносимой тяжестью.

Я не могу дышать… в нос и рот забивается земля… черт, черт, черт…

Перед глазами снова кружатся звездочки, все становится белым.

Сознание слабеет.

Все пропадает, теряется, уносится прочь.

Такси Лоры застряло в пробке. Уже добрых пять минут никакого движения, а снег так и валит – дворники лишь беспомощно подергиваются взад-вперед, уже не справляясь с тяжестью спрессованных снежных хлопьев на стекле. Водитель натягивает шапку, перчатки и вылезает наружу прочистить дворники.

– Ехать будем? – кричит Лора, вглядываясь сквозь стекло в леса вокруг.

Водитель возвращается и качает головой.

– Scheisswetter[33], – бурчит он и поворачивается к пассажирке: – По-моему, там две машины столкнулись.

– А я дойду отсюда пешком?

Водитель поднимает брови. Уж больно легко Лора одета.

– Тут с полчаса, не меньше. И очень холодно.

– Знали бы вы, через что я уже прошла, – решительно говорит Лора, застегивает куртку и вытаскивает кошелек. – Дружище, а не продадите ли перчатки? А то и эту вашу славную шапку. Назовите цену.