– Ну, вот теперь, – Козлов подвинул пепельницу на середину стола и достал пачку «Союз-Аполлон», – можешь рассказывать.

Гарин рассказывал подробно, ничего не опуская. Алена лишь изредка кивала, подтверждая его слова. Удивленное выражение на лице Козлова постепенно сменилось выражением глубокой озабоченности.

– И что, это все правда? – спросил он, когда Гарин закончил.

– Увы.

– Послушай, хочешь знать, что я, как врач, обо всем этом думаю?

– Ну?

– Я думаю, что ты сильно переутомился, что ты давно не был в отпуске и что у тебя – банальный делирий. Я бы посоветовал тебе на какое-то время отказаться от употребления алкоголя. Минут на пятнадцать.

– Леша… – начал Гарин, но Козлов перебил его.

– С другой стороны, сегодня я готов поверить во все, вплоть до того, что на Черемушкинском рынке приземлилась летающая тарелка, оттуда вышли зеленые человечки и покрошили из бластеров всех торговцев арбузами. Слушай, это бред какой-то! Они действительно в тебя стреляли?

– Я бы с удовольствием показал тебе пулевое ранение, но, к сожалению, они в меня не попали, – огрызнулся Гарин.

– Ты всегда хорошо бегал. Помню, на физкультуре… – обратился Козлов к Алене.

– Леш, хватит! – возмутился Гарин. – Будь посерьезнее!

– Дорогой мой! – грустно сказал Козлов. – Если серьезно относиться к тому факту, что мне тридцать семь лет, а я терапевт в городской больнице… Что в моего друга средь бела дня стреляют два архаровца в разноцветных ботинках… Что по Москве бродит какая-то зараза, по сравнению с которой чума – это как порция ванильного мороженого в вафельном стаканчике… Что с двенадцати утра у нас освобождают четвертый корпус и распихивают больных куда попало… Если ко всему этому относиться серьезно, то можно сойти с ума. Ты не находишь?

Гарин был вынужден признать, что кое в чем он прав.

– К нам в терапию заселили десять женщин из урологии. Они ходят по коридору с катетерами и пластиковыми мешками для сбора мочи, доводя до исступления моих ненаглядных инфартников и вызывая желудочные колики у томных язвенников. Я уж не говорю о других слоях населения, дай им Бог долгих лет болезни!

– Он циник, но в целом – добрый, – объяснил Гарин Алене.

– Андрей, может быть, твой добрый циник нам чем-нибудь поможет?

Мужчины переглянулись.

– Кажется, барышня нервничает, – заметил Козлов. – Конечно, помогу. Например, могу положить тебя в женское отделение, а Андрея – в мужское. Здесь вас точно никто не найдет. А если добавить катетер… Исключительно в целях маскировки, разумеется!

– Андрей, по-моему, мы зря теряем время. Надо звонить в милицию, – решительно заявила Алена и потянулась к телефону, но Козлов быстро выдернул вилку из розетки.

После этого он встал и запер дверь на ключ.

– Хорошо, дети мои. Хотите серьезно? Пожалуйста! На моей памяти такого еще не было. Больница уже шесть часов стоит на ушах. Каждую минуту «скорая» кого-нибудь привозит. Это у нас, в обыкновенной клинике! Представляю, что творится в инфекциях! Знаете, как это называется? Апокалипсис! Говоря проще, полный абзац! Морозов, наш главврач, запретил персоналу уходить с работы. Мы бы, конечно, на него положили, старина Гиппократ не обиделся бы за нарушение клятвы, но по корпусам ходят люди в штатском. И у них такие вдумчивые взгляды, что у меня мороз бежит по коже. Ты говоришь, общался с этим пациентом? С которого все началось? Вот и ответ на все вопросы. Наверняка перед смертью он сболтнул что-то такое… Что-то такое, с чем долго не живут. А ты, – он повернулся к Алене, – еще собралась куда-то звонить. Да вас и так ищут. Я уверен, что не успеешь ты положить трубку, как на пороге будут стоять те самые ребята в штатском. Теперь ясно, что вы влипли? И я – вместе с вами. Так что, – он разлил коньяк по стаканам. – За встречу!

– Подожди, – мысли в голове у Гарина путались. – Да что он такого сболтнул? Ну, что сам изобрел этот вирус… И…

Козлов поднял свой стакан.

– Ты думаешь, этого мало? Он же не пришел и не сказал: «Дяденька, я, наверное, заразился в метро». Он изобрел этот вирус, понимаешь?

– То есть… Алексей кивнул.

– Бактериологическое оружие. Военно-полевая терапия. Четвертый курс института. Свидетелей – не оставлять!

Гарин еще и еще раз мысленно прокручивал происшествие в больнице. Он стоял в кабинете Островского, и мужской голос за дверью спросил: «Как нам найти Андрея Дмитриевича Гарина?»

– Они знают мое имя! – ужаснулся он.

– Ты прославился! – поддакнул Козлов.

– И что теперь делать?

– Предлагаю выпить, пока есть такая возможность. Что, никто меня не поддержит? Ну, тогда я один…

Гарин еще с института знал за Козловым эту слабость: Алексей любил выпить. Но сейчас он, похоже, был прав. Ничего другого не оставалось, кроме как устроить небольшой «пир во время чумы». А там… Гори оно все синим пламенем!

Да, в каком-то смысле это был выход. Но Гарину он не нравился.

– Он передал записку, – вспомнил Гарин.

– О-о-о! – оживился Алексей. – Предсмертное послание миру, захлебывающемуся в собственных соплях? Интересно. Давай почитаем.

Гарин достал из кармана смятый тетрадный листок в клеточку. Пятна крови на нем стали бурыми. Он развернул записку.

С первого взгляда стало ясно, что писал человек умирающий: слова разбегались во все стороны, строчки наползали друг на друга, и нажим был неравномерным – кое-где буквы были еле видны, а где-то ручка прорвала бумагу насквозь.

– Что это за слово? – спросил Гарин.

Он положил записку на стол. Алена встала с дивана и заглянула через его плечо.

– По-моему, «ЧИП», – сказала она.

Алексей рассмеялся.

– Андрюха, Чип – это ты. А она, стало быть – Дейл.

– Да перестань ты! – отмахнулся Гарин. – «ЧИП блокирует активацию нейраминидазы.

Радиус действия – 5 метров. Документы в ячейке на Савеловском вокзале. Шифр…»

Цифры были неразборчивы, но, если напрячь фантазию, из них можно было сложить шифр ячейки автоматической камеры хранения.

– ЧИП… – повторил Гарин. – Наверное, это та черная коробочка…

Он достал странный предмет, напоминающий пейджер. «Пейджер» подмигивал красным огоньком светодиода.

– Фу-у-у! – Козлов глубоко вздохнул и снова потянулся к бутылке.

Гарин закрыл ее пробкой и убрал на край стола. Алексей уставился на него взглядом обиженного ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

– Знаешь, Андрюха! Мне кажется, он темнит. Судя по всему, этот ЧИП ему не сильно помог. Ребята, вас откровенно кидают.

Гарин старался к нему не прислушиваться, но должен был признать, что резон в его словах есть.