Он отошел подальше от автоматически открывавшихся дверей, сделав вид, что инспектирует торговый зал и очередь, стоявшую перед четырьмя кассовыми аппаратами. Приветливо кивнул Зине – новой кассирше, с которой никак не удавалось навести «мосты любви и дружбы», она устало махнула ему в ответ.

Конечно, нормальной его жизнь можно было назвать с большой натяжкой: небольшая зарплата, убогая комнатка, которую он делил с обвальщиком из мясного цеха того же «Патэрсона» (даже Зину привести было некуда). Но в родной деревне было еще хуже и тоскливей.

В Москве все-таки повеселее. Огни реклам, яркие витрины, разные лица, вечная суета и спешка… – все это бодрило, заставляло пошевеливаться. Столица дарила некоторую надежду, что вот-вот, может быть, сегодня, может быть, за поворотом, он наконец-то увидит долгожданную улыбку Судьбы.

Да. Это ощущение придавало его жизни хоть какой-то смысл…

Но только не сегодня.

Сегодня он проснулся совершенно разбитым и уставшим, словно и не спал семь часов подряд, а разгружал на товарной станции вагоны с цементом.

Охранник спрятался в угол между прилавками и, убедившись, что его никто не видит, потянулся – сильно, так, чтобы кости захрустели и из суставов исчезло неприятное ощущение скованности.

Это помогло, но ненадолго; все тело ломило, голова была тяжелой, и мысли – обыкновенные, простые мысли охранника из универсама – ворочались в ней с трудом.

«Наверное, надо прямо сейчас сходить в аптечный киоск. Приму сразу две таблетки, а то не доработаю смену».

Он почувствовал, как тело пробила крупная сотрясающая дрожь и из подмышек, неприятно холодя бока, побежали струйки пота. Он сделал несколько неверных шагов, покачнулся и неожиданно для себя оглушительно чихнул прямо на разноцветные пакетики чипсов, выставленные в ряд на верхней полке.

«Ой, черт! Хорошо, что менеджер не видел! Если заметит, что я заболел, – скажет „иди домой“, а смену не засчитает. Четыреста рублей – псу под хвост!»

Охранник утер влажные губы тыльной стороной ладони и с недоумением уставился на нее – рука стала розовой. Он сжал пальцами ноздри и подергал себя за нос. На пальцах остались темно-красные прожилки.

«Да что же это такое?»

Охранник отправился вглубь торгового зала к большому выгнутому зеркалу, позволявшему следить за тем, что творится в дальнем углу магазина. Его искаженное отражение выглядело комичным, словно в комнате смеха. Охранник задрал голову и осмотрел лицо.

Вокруг носа застыла буроватая пленка, глаза налились кровью, как у быка на арене, и щеки ввалились, туго обтянув скулы. На какое-то мгновение он подумал, что зеркало обманывает. Преувеличивает. Играет с ним нехорошую шутку.

– Пойду к Зине, – сказал он, не замечая, что говорит вслух. – Интересно, что она скажет насчет номера телефона?…

«При чем здесь номер телефона?» – промелькнула мысль, вялая, как огонек отсыревшей спички, – вспыхнула и тут же погасла. Правый висок скрутило чудовищной болью, такой сильной, что потемнело в глазах.

– Ай! – вскрикнул он. – Зина! Зина! Расстегни кофточку, зачем он опять приперся с собакой?

Правая сторона головы горела, словно ее поджаривали на сковородке, а тело, напротив, знобило, как в огромном холодильнике, откуда сосед по комнате доставал полутуши и резал длинным острым ножом на красивые розовые ломти.

Он попытался удержаться за полку, где стояли в ряд бутылки с вином, но промахнулся и почувствовал, что падает. Все вокруг закружилось, в глазах потемнело, и последнее, что он ощутил, – неимоверная тяжесть в мочевом пузыре. Пузырь был переполнен кипящей жидкостью, и охранник не стал себя сдерживать – отпустил жидкость на волю.

На звон разбитого стекла прибежал менеджер торгового зала и нагнулся над лежащим в луже молдавского «Совиньона» охранником. Парень был без сознания, не отзывался на свое имя и не реагировал на шлепки по щекам.

Менеджер снял с пояса рацию и, нажав кнопку вызова, сказал:

– Вызывайте «скорую»! Быстро!

Затем он оглушительно чихнул (наверное, промочил вчера ноги) и добавил:

– Подойдите кто-нибудь сюда, в торговый зал! Я у винной стойки, нужна помощь!

Полковник Башкирцев находился в состоянии, весьма близком к панике.

За годы службы он давно научился подавлять свои эмоции как ненужный фактор, мешающий принять правильное решение, но сегодня ему это удавалось с большим трудом.

Он пришел в ФСБ (тогда еще «комитет») сразу после окончания университета, в 82-м году, и с тех пор участвовал во множестве трудных и опасных операций, что прибавило седины в волосах и несколько шрамов на груди (один – особенно безобразный), но ему еще ни разу не доводилось руководить таким масштабным и, по большому счету, бессмысленным мероприятием.

Вчера он, как обычно, явился на службу к 9:00 (на самом деле, следуя устоявшемуся распорядку, он пришел на полчаса раньше) и с тех пор не покидал стен Единого координационного центра, спешно созданного на подземном этаже здания Московского управления ФСБ.

Он не спал уже тридцать часов и даже не надеялся, что в ближайшие тридцать сможет это сделать. Черный кофе без сахара и несколько бутербродов из буфета – вот и вся еда. Вчера, около полуночи, ему удалось улучить минутку и позвонить домой – предупредить, чтобы не выходили из дома без крайней необходимости.

Утром, когда ему стали известны некоторые особенности разразившейся эпидемии, он перезвонил и уточнил, чтобы никто вообще не переступал порог квартиры. «Если еще не поздно», – добавил он про себя. Судя по той информации, которая ежеминутно поступала в Центр, могло быть поздно.

С самого начала он знал, почему ФСБ взяла дело под свой контроль: вирус, проникший в Москву, был искусственного происхождения. Стало быть, он сильно отличался от существующих в природе: и по свойствам, и, что самое главное, по силе поражающего воздействия. Эта РНК-содержащая структура не щадила никого.

Казалось бы, ну что такого? Дурацкая цепочка нуклеотидов в белковой оболочке… Но эта цепочка разила наповал. Она не останавливалась ни перед чем: витала в воздухе в виде мельчайших, невидимых капелек слюны, находя себе новые и новые жертвы.

Тем более его удивляла реакция генерала Чернова, призванного контролировать операцию. Он все время преуменьшал опасность, словно надеялся спустить это дело по-тихому, «на тормозах».

В душе Башкирцева нарастал гнев по отношению к этому лощеному паркетному шаркуну, который был моложе, пришел в «Контору» позже и к тому же, что являлось в глазах полковника наибольшим грехом, никогда не работал «в поле».

Сегодня, около полудня, фельдъегерь принес тонкую папочку. Там всего на двух страницах было кратко изложено самое главное, то, что он должен был знать еще сутки назад, – механизм активации вируса. Башкирцев прочел документы в присутствии фельдъегеря, и тот унес папку, оставив полковника в состоянии глубокого недоумения.