Когда двери отворились, Ольга повернулась к своей свите и отчеканила:

– Пойду одна. Оставайтесь здесь.

– Но, княгиня…

– У кого-то плохо со слухом?

Отвернувшись, Ольга направилась к далекому трону с женской фигуркой на нем. В золоченом кресле рядом с троном сидела девушка с пшеничными, распущенными по плечам волосами.

В сравнении с ней императрица выглядела рыхлой толстой бабой с брезгливо выпяченными губами. «А я моложе, – отметила про себя Ольга. – Лет мне, может, и больше, а все равно моложе».

Эта мысль наполнила ее чувством собственного превосходства, позволившим совершить церемонию проскинесиса без внутреннего надлома.

Повторилась сцена, очень напоминающая ту, что недавно состоялась у трона Константина, только музыка не играла и не было двигающихся игрушек. Пользуясь услугами переводчика, императрица Елена спросила, верно ли, что гостья изъявила совершить обряд крещения. Да? В самом деле? Прекрасно, прекрасно. И какое же христианское имя она себе выбрала?

– Елена, – ответила Ольга, улыбаясь.

Императрица застыла с открытым ртом. Дерзость это или комплимент? Точно не решив, она тоже улыбнулась, тогда как светловолосая девушка заметно напряглась на своем кресле.

Растягивая губы в улыбке, императрица произнесла еще несколько вежливых малозначительных фраз, после чего выразила надежду, что пообщается с Ольгой на большом клитории. Имелся в виду званый обед, куда киевская княгиня уже получила приглашение. Он состоялся вскоре после аудиенции.

Усаженная за стол среди дам из свиты императрицы, Ольга – в который раз за этот день – почувствовала себя уязвленной. Она была здесь никто, с ней не слишком считались, не искали ее расположения и не оказывали каких-то особых знаков внимания.

Не зная языка, она не имела возможности вести беседу с соседками по столу. Многие столовые приборы и блюда были Ольге незнакомы, так что ей пришлось ограничиваться самыми простыми кушаньями, чтобы не ударить лицом в грязь. Допустив очередную оплошность, она внутренне сжималась и бросала быстрые взгляды по сторонам, ожидая увидеть насмешливые ухмылки. К счастью, внимание присутствующих было приковано к певчим мальчикам и акробатам в непристойно тесных трико.

К концу обеда у Ольги разболелась голова и началась изжога от непривычно острых подлив и пряностей. Она с тоской смотрела на горы диковинных плодов, киселей и пирожных, гадая, когда же закончится это мучение. Обилие золотой, серебряной и расписной эмалевой посуды напоминало ей, насколько она бедна в сравнении с императором.

Словно бы желая лишний раз подчеркнуть это, в конце пиршества Константин повелел раздать подарки гостям от своего имени. В золотой чаше, преподнесенной Ольге, лежала гора серебряных монет, которые ей предстояло поделить со своими приближенными. Она покидала зал с опущенными глазами, чтобы никто не мог прочитать, что творится у нее на душе. Возвратившись на ладью, она бросила монеты в море и отхлестала по щекам служанку, перегревшую воду для мытья. Всю ночь ей снились постыдные тревожные сны, в которых она оказывалась голой среди скопления народа.

Проснувшись, она распорядилась собираться в обратный путь, но, постепенно успокоившись, отменила отплытие. В Киев следовало вернуться крещеной и благословленной на царствование самим Константином. Это станет залогом процветания Руси и ее признания просвещенными государствами. Нужно смирять гордыню, как учил когда-то Ясмуд. Нужно перетерпеть высокомерное отношение византийцев. Не уползать же восвояси, несолоно хлебавши?

Весь день до позднего вечера Ольга провела в обществе Григория, которому велела читать вслух священные писания. Это помогло. Ночью она спала безмятежно, как младенец, а наутро с легким сердцем отправилась в храм Пресвятой Софии.

Очутившись внутри, она ощутила не привычную уже зависть, а восторг и душевный подъем. Ей казалось, что ее незримо сопровождает сам Ангел Господень, а Христос глядит на нее с образов ободряюще. Заведенная в огороженное сверкающей медью пространство, Ольга не сдержала слез умиления. Прошлое отступило далеко назад, а она стояла на пороге жизни новой, чистой, разумной и доброй. Так представлялось Ольге, и ей хотелось то рыдать, то смеяться от переполняющих ее чувств. Она больше не боялась Страшного суда и смерти.

– Готова ли ты, дочь моя? – спросил ее патриарх, вышедший к ней навстречу.

– Да, – решительно ответила Ольга.

Она была готова.

Год спустя путешествие в Константинополь вспоминалось смутно и без прежних эмоций. Даже обряд крещения подзабылся и утратил первоначальное значение. Разоблачаясь перед сном, Ольга трогала крест, холодящий ее грудь, но не испытывала даже тени тех чувств, что обуревали ее перед омовением в купели. Какое отношение ко всему этому имел тот Христос, который изгнал священников из храма, а потом принял мучительную смерть на кресте – нагой, одинокий, осмеиваемый и оплевываемый улюлюкающей толпой? Константинополь олицетворял собой все, против чего восставал Сын Божий. Непомерная пышность Византии зиждилась на грабеже и унижении многих народов. Ольге не хотелось величия такой ценой. Она не собиралась превращать Киев в Константинополь.

– У нас будет свой Царьград, – приговаривала она.

Послов Константина, прибывших год спустя, она продержала в ожидании приема несколько дней. Когда же они были допущены в престольную палату, им пришлось совершить проскинесис – ту самую церемонию, которая запомнилась Ольге наряду с пятью сотнями серебряных монет, полученных в подарок от византийского императора.

С удовольствием проследив, как все три посла укладываются на пол у ее ног, Ольга холодно осведомилась, с какой целью они проделали столь долгое и утомительное путешествие.

– Ты, княгиня, обещала багрянородному императору дары и воинов, – сообщил главный посол, еще не вполне отошедший от пережитого унижения.

Это был тот самый старикашка, который шествовал впереди Ольги во время ее приема у Константина. Лафет? Ага, логофет. Ну что, логофет, не нравится тебе, как тебя встречают?

– Ты что-то путаешь, византиец, – высокомерно заявила Ольга. – Я говорила, что могу прислать рабов, воинов, меха и воск, верно. И это действительно так.

– В таком случае… – начал логофет.

– Не смей перебивать меня! Стой и слушай, что я скажу. А коли не уразумеешь, то пусть тебе толмач хорошенько растолкует. Между словами «могу» и «хочу» есть большая разница. Передай Константину, что княгиня Ольга до сих пор помнит его гостеприимство и щедрость. И пожелай ему здравствовать.

– Боюсь, он решит, что напрасно удостоил тебя чести быть крещеной в его высочайшем присутствии, – проскрипел византиец. И многозначительно добавил: – Сестра Елена.

– Опять ты спутал, – сказала Ольга. – Где видишь ты сестру Елену? На троне перед тобой сидит великая княгиня киевская, нареченная Ольгой. Не советую тебе забывать об этом. Иначе я решу, что голова твоя пуста и дана тебе напрасно.