головой явный бывший военный. — Если бы вообще могли, пришли бы гораздо раньше. Не-е-ет, это аномалия. Я заметил, что в параллельных мирах очень активно воюют...

— Не без этого, — согласно кивнул я.

— Слышал я, что ты военным помогал, — неопределённым взглядом посмотрел на меня Андрей.

— Было дело, — не стал я отрицать.

Воевали недолго, но очень и очень интенсивно. У меня даже медаль «За боевые отличия» до сих пор на кителе висит. Заслужил и горжусь...

— Я тоже в ополчении был, — сообщил он мне. — О тебе только и разговоров было в пехоте. Как ты тигра на кортик взял...

— На шпагу, — поправил я его.

— Да какая разница? Против тигра что шпага, что кортик — всё одно шансов мало, — махнул сигаретой Андрей. — Ещё болтали, что ты артиллерист знатнейший, много кого спас из ребят, танкистов вытащил из блока — хороший ты солдат. «Карамба-4» же, да?

— Он самый, — улыбнулся я.

— Мы с тобой уже общались, «Мамалыга-8» был наш позывной, — произнёс Андрей, а затем встал и протянул руку. — Мец Андрей Викторович.

— Верещагин Дмитрий Ибрагимович, — ответил я на рукопожатие. — Рад знакомству.

— Нам бы артиллерист тут не помешал... — с сожалением произнёс Андрей. — Ты бы уладил свои междоусобные проблемы со своей бабкой. Тут люди, понимаешь? Сейчас каждый важен — положняк не скажу, чтобы прямо хороший. Хорошо, красноармейцев нашли и сумели с ними договориться, а если немцы в город пойдут?

— Да сожрали их всех, наверное, — махнул я рукой. — В пригородах, скорее всего, гораздо хуже, чем здесь.

— Всё равно, не немцы, так суперы нагрянут, — покачал головой Мец. — Каждый важен, а ты вообще боец непростой, даже в самом начале показал себя так, что плотно вошёл в солдатские байки. Наверное, на Готланде сидят сейчас и сочиняют о тебе всякие небылицы.

— Я подумаю, — не стал я давать однозначного ответа.

Если скажешь — потом придётся отвечать за свои слова. Я привык отвечать, так дед и отец делали, так я делаю. Лучше не дать обещание и, возможно, слегка подпортить отношения сейчас, чем дать обещание и сильно испортить отношения потом, когда его не выполнишь. Возможно, сейчас это слишком старомодно, но меня так воспитывали и отказываться от своего воспитания я не собираюсь.

— Хорошо подумай, — улыбнулся Андрей. — Человечество само не вывезет, его надо спасать.

— А ты здесь кем сейчас? — спросил я.

— Мотористом и менеджером по всем техническим вопросам, — ответил он. — Машины потрошу, создаю запас запчастей и крепко думаю о том, какую базу выбрать под будущий бронегрузовик. Обещают скоро захватить территорией серьёзное СТО неподалёку, вот там я развернусь на полную мощность.

— Так вот куда все машины делись с улиц... — догадался я. — Стаскиваете сюда, чтобы не спёрли?

— А то! — усмехнулся Андрей. — Ладно, пора мне, а ты подумай. С бабушкой у тебя могут быть какие угодно взаимоотношения, но здесь не только она. Женщины, дети, старики — без решительных и вооружённых мужчин они не выживут.

— Сказал же, подумаю, — ответил я. — Ладно, бывай.

Что же делать теперь? А ждать. Сажусь на лавочку и закуриваю очередную сигарету.

Просто посидеть на лавочке и поразмышлять мне не дали, потому что вечером появилась Ария, сообщившая, что данные о запасах отеля подтвердились, мои пять процентов оспаривать не стали, а ещё бабуля передала мне через Арию, что театралы смогут собраться только завтра. Причин для задержки их сбора я не видел, поэтому посчитал, что это её хреновый характер дал о себе знать.

Остаток вечера провёл в компании Арии, пригласившей меня на ужин. Посидели, поели спагетти с тушёнкой и томатным соусом, поболтали, я многое узнал о Рожаве, о жизни в Сирии, рассказал немного о себе, а потом завалился спать на диван в гостиной.

/29 апреля 2022 года, г. Санкт-Петербург, ул. Карташихина/

— Союзных ратей вождь, Агамемнон... — обратился я к Михаилу Михайловичу Бродову, игравшему в первой нашей постановке Эдипа.

Теперь он страж Агамемнона, которому не выделено никаких реплик, но самый профессиональный из доступных мне актёр старательно делал вид, что он грозный страж легендарного военачальника. Лицо сурово, смотрит подозрительно, твёрдо держит копьё, будто готовясь в любой момент пустить его в ход. Круглый щит из крашеной фанеры в его руках выглядит так, словно действительно весит свои десять килограмм. Видно, что Бродов не терял времени зря и решил всерьёз заняться своим почти позабытым юношеским увлечением.

— Скажи царю, слуга, что сын Пелея, — продолжал я, — с ним хочет говорить... Я буду ждать.

Михаил Михайлович, ни слова ни промолвив, по-солдатски чётко развернулся кругом и строевым шагом убыл за кулисы. Я же посмотрел на имитацию сияющей луны, на звёздное небо, нарисованное на стене, вздохнул, а затем, будто бы невзначай, развернулся к зрителям.

Да, на брегах Еврипа нас немало, — заговорил я, — народу ждет... И ждать не всем легко: одни из нас, разбивших здесь палатки, холостяки — за ними дом пустой... А каково женатым и семейным?.. Уж подлинно не без богов тогда безумный пыл объял сердца ахейцев. Царю сказать пришел я про своих: Таков мой долг. Пускай потом другие с меня пример берут, коли хотят...

Делаю паузу и одновременно отслеживаю реакцию зала.

Театр у нас любят, конечно же. Смотрят внимательно, несмотря на то, что мы уже час тут им даём античную трагедию. «Ифигения в Авлиде» — вполне понятная постановка, найденная мною в сети. Она была немножко адаптирована под современные правила постановок, но сюжетную часть, насколько я знаю, никто не трогал.

— Из дома отчего и из Фарсала, родимого к чуть плещущей волне, — продолжил я, — Еврипа я привел свои дружины! И их мне на узде теперь держать приходится. Что день, то все грознее ко мне мои солдаты пристают: «Скажи, Ахилл, чего ж мы ждем в Авлиде? Придется ли отплыть нам в Илион? За дело, царь! А если нет работы, назад, домой, веди! Мы не хотим на дремлющих Атридов любоваться!»

Моя работа была даже не четвертью, но всё равно пришлось попотеть. Повезло, что уже была готовая труппа, со всей серьёзностью подошедшая к зубрению текстов и подготовке к роли. Ещё больше повезло, что на сцене оборудовали колпаки