Из Берлина был получен ответ об усилении охраны линий связи. Для получения более детальной информации, необходимо было иметь своего агента в самой службе государственной безопасности Словакии. И в этом вопросе помог случай – сама служба безопасности вербовала агента среди жандармов, чтобы иметь второй канал информации о действиях партизан.

И когда их агенты предложили эту работу Ф. Спитак, он, получив соответствующее задание от партийного центра, дал согласие на такую деятельность и стал выполнять довольно трудную функцию, если не тройного – то двойного агента.

Руководством жандармерии были предложены меры охраны линий связи пешими и конными двойными патрулями, для чего необходимо было знать трассу залегания кабеля и расположение ретрансляционных усилительных пунктов, с которыми служба безопасности ознакомила своего агента Ф. Спитак.

Для связи с Требишовом, где жила Розалия Зарембова, Ферро стал использовать свою супругу Антонину Спитак, которая, конечно, не без некоторых опасений, согласилась с таким занятием. А для организации пункта постоянной агентурной связи был использован дом в Гуменном одного из активных работников КПС, товарища Ладислава Сабо. Он разработал оригинальную систему связи, основанную на световой сигнализации, которую осуществляла его жена. Она же и подавала ему соответствующие сигналы, при чьём-либо появлении. В соответствии с этими сигналами он выходил на тот или иной вид связи или вовсе скрывался. А информация к нему поступала по разным каналам: от партийных работников, через жандармерию и через Антонину Спитак.

Наконец, используя этот канал агентурной разведки, через который шел контакт с подпольем, партизаны получили данные о трассе залегания немецкой кабельной связи Берлин – Фронт и о характере её охраны. Выследили охрану, двигавшуюся вдоль трассы, на открытой местности, на велосипедах. Охранники вели в руках велосипеды и не успели ойкнуть, как были уничтожены ножевыми ударами, якобы случайно, шедших им на встречу крестьян. А двигавшийся к ним в лесу конный патруль был уничтожен двумя выстрелами из засады. Партизаны заминировали ретрансляционную станцию и кабель в нескольких местах и подорвали их. Этот участок линии связи, Берлин – Фронт, надолго вышел из строя.

И Балюта занялся увеличением численности отряда. Для чего велась пропагандистская работа, как с бежавшими из плена советскими военнопленными, прятавшимися по лесам, так и с местным населением. Немецкая пропаганда трубила, что всех кто побывал в немецком плену, ждет только одно – расстрел. И якобы сам Сталин сказал, что все пленные – это изменники Родины. К сожалению, эта пропаганда бытовала не только во время войны, но и в огульный антисталинский период шестидесятых годов, да и сейчас активно муссируется некоторыми либеральными кругами. Но уже тогда, в конце 1943 г., командование Красной Армии было заинтересовано в развитии партизанского движения, как в Закарпатье, так и в Словакии, и не допускало такого огульного подхода.

Иван Кононович не раз вспоминал это, уже в мирное время, когда он находился на излечении в одном из запорожсталевских профилакториев. У него начались боли в ногах, сказалось военное лихолетье, и мне там довелось с ним встретиться, помогая отцу в его журналистской деятельности.

Вот тогда я услыхал его возмущенный голос:

– Ну, зачем они всё опошляют, мы не только доверяли военнопленным, конечно, после соответствующей проверки, а и развивали отряд за их счет. И, конечно, это происходило не без соответствующих инструкций из центра. Жизнь была гораздо сложней их пропагандистских взглядов. Для такой проверки мы стали использовать работников фирмы со звучным, в тогдашней Словакии, и довольно распространенным названием «Герман Геринг».

Герман Геринг, ко всем своим регалиям, был ещё и главным лесничим фашистской империи и имел ряд фирм в лесах Европы.

А эта фирма обжигала и заготавливала древесный уголь, и её люди легально находились в лесах вокруг громадных штабелей дров, подлежащих обжигу. Как раз многие из этих людей охотно шли на сотрудничество с партизанами и к ним, для проверки и наблюдения можно было устроить на работу людей, прибывавших в леса и скрывавшихся от преследования властей, или беглых военнопленных. И как бы у меня ни вызывала ненависть эта фирма, распустившая свои щупальца по всей Европе, она была удобным прикрытием нашей агентурной деятельности.

– Сурово и поучительно объяснял сам Балюта суть происходивших событий.

По мере приближения фронта была дана установка – советским украинским партизанским отрядам, имеющим возможность манёвра, перемещаться на Запад, на Правобережную Украину, а впоследствии и в район Словакии.

В зоны будущей дислокации этих партизанских отрядов Советская авиация сбрасывала листовки, на которые и ориентировалось руководство партизанского отряда «Чапаев» в своей агитационной работе.

На самом деле, подход к военнопленным был весьма дифференцированным. Если солдат или офицер, попав в окружение, будучи вооружен, использовал в качестве пропуска немецкую агитационную листовку, добровольно сдавался в плен – такой солдат считался предателем. Если человек попадал в плен, будучи раненым, или уже истощенным, без боеприпасов и возможности оказать сопротивление, то к таким военнопленным было совершенно иное отношение. И для всех бывших военнопленных существовало одно – искупление вины участием в борьбе. Как говорили и требовали тогда партизаны, взявшиеся за оружие: «Искупление вины кровью».

Это впоследствии стало модно кричать.

– Вот, дескать, не гуманное отношение к бывшим военнопленным.

И тогда, да и сейчас, отношение во всех воюющих армиях к сдаче их солдат в плен было отрицательным и предусматривало наказание. А когда вопрос стоял о существовании страны, да и самого народа, этот подход был вполне рациональным. И партизаны в своей пропагандистской работе с различными группами военнопленных, прятавшихся по лесам, использовали этот подход.

– Вы тут прячетесь, не идете в отряд, не ведете боевых действий, а только мародерствуете. Вас за это ждет суровая кара. Вы должны искупить вину кровью. И это имело воздействие, даже на самых упрямых и уже деградировавших, от лесных шатаний, людей.

И пример партизан, и эта агитация имели влияние, и отряд начал быстро расти, приобретая уже серьёзную силу. Прибывали в отряд и небольшие группы самодеятельных, плохо вооруженных партизан, которые в окрестных селениях и лесах искали встречи с отрядом. Направление движения им указывали деревенские старосты, связанные с подпольем, а в лесах были заставы, которые под видом лесорубов сидели у костров, встречали такие группы и, после определенной проверки, отправляли в отряд.

Так попала в отряд группа Моисеева и Задонского. Оказывали содействие и лесники, которых удалось подключить к агентурной деятельности. Эта деятельность у них была успешной, ввиду их служебного положения и легкой связи с ними в лесу, незаметно от органов безопасности. Около Вранова, в деревне Рудлево, такую функцию выполнял лесник Езэф Хомичко, он был и связной, и фуражир, и разведчик, и партизанский резидент. И ему удобно было общаться с беглыми военнопленными, бродившими по лесам.