— Леони, у меня кровь на губах… Он укусил меня, он хотел, чтобы у меня остался след от его омерзительного поцелуя! Как же я его ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Девушка не знала, что на это ответить. Лучшим выходом ей показалось что-либо предпринять, поэтому Леони бегом отправилась в кухню и вернулась к Мари с влажной салфеткой в руке.

— Держи, вытри губы. Я намочила ее холодной водой. Кровь остановится!

Мари подчинилась, как ребенок. В течение многих часов после инцидента Леони старалась ее развлечь, заставить забыть о случившемся. После полдника Мари почувствовала себя лучше.

Когда стало темнеть и пришло время зажигать лампу, Мари присела на диван и взяла за руки Леони, устроившуюся рядом:

— Леони, я хочу доверить тебе секрет. Мне сделать это очень нелегко. Это позор, который я несу на себе уже много лет. Надеюсь, ты не будешь шокирована моим признанием… И ты поймешь, почему я хочу скрыть от Пьера поступок Макария. Это случилось в то время, когда я была в этом доме прислугой. Я спала тогда в каморке под крышей. Макарий не давал мне покоя своими издевками, а потом… Однажды вечером он поднялся ко мне в комнату…

* * *

Мари рассказала отцу о визите Макария, но, упомянув, что вел он себя невежливо, она умолчала об оскорблениях и постыдном поцелуе.

К чему, решила она, раздувать между дядей и племянником огонь вражды, тлевший вот уже много лет? К тому же теперь у нее появилась иная забота. Мари никому не решалась пожаловаться на боль, которая однажды возникла внезапно и стала навещать ее с пугающей регулярностью, заставляя по нескольку часов проводить в постели. Надеясь скрыть от всех свое недомогание, она стала поздно вставать, после полудня ложилась отдохнуть, и никому из домашних даже в голову не приходило ее беспокоить…

Приближалось Рождество. Однажды на рассвете Пьер отправился в Волчий лес за остролистом и омелой. Вместе с Леони они украсили зеленью столовую и гостиную.

— Мари пригласила моих родителей на праздничный рождественский ужин! В этот раз мы не пойдем на полуночную мессу, — объявил Пьер своей помощнице, которая была счастлива устроить Мари сюрприз.

— Нанетт приготовит пирог с дичью и сладкие пирожки. А я придумала просто королевское меню!

Они засмеялись. Жан Кюзенак, который как раз разбирал счета в гостиной, услышал их веселые голоса и вышел поздороваться.

— Признавайтесь, что вы замышляете?

Увидев расставленные повсюду букеты зеленых листьев в вазах, он растроганно закивал:

— Моя мать тоже украшала дом к Рождеству омелой и остролистом! Замечательная мысль! Нашей крошке Мари наверняка понравится. Пьер, как себя чувствует твоя жена? Мне кажется, последние несколько дней она выглядит бледной…

Пьер пожал плечами. Беременность жены льстила его мужскому самолюбию, однако он с сожалением вспоминал о первых месяцах их супружеской жизни, когда Мари пылко и с радостью отвечала на его ласки. Теперь же — и Пьер считал такое положение вещей абсолютно нормальным — она отказывалась от любовных игр.

— Мари чувствует усталость, но мама меня успокоила, — вздохнул он. — Сказала, что в ее положении это нормально. Когда малыш родится, ей станет лучше, я уверен. Пока у нее одно на уме — когда же можно будет всласть с ним понянчиться.

Леони оставила мужчин наедине. У нее было много работы — до праздничного ужина оставалось всего четыре часа…

Пьер после разговора с тестем отправился в конюшню, а Жан Кюзенак на цыпочках поднялся на второй этаж и тихонько постучал в дверь спальни дочери.

— Входи, папочка!

Мари лежала на кровати. Опершись о подушку, она писала письмо монахиням конгрегации Святого Сердца Девы Марии в Обазине. Она не забывала своих благодетельниц и активно с ними переписывалась.

— Дорогая, как ты догадываешься, кто у двери? Ведь к тебе могла заглянуть Леони или Пьер!

Поправив одеяло, молодая женщина ласково улыбнулась отцу:

— Папа, ты стучишь по-особенному, и я узнаю твой стук из тысячи! Я так тебя люблю! Скажи, на улице все еще идет снег?

Жан Кюзенак, идя к окну, заметил выражение лица дочери и не на шутку забеспокоился.

— Да, идет снег. Послушай, Мари, я сегодня же позвоню доктору Видалену. Каждое утро ты говоришь, что у тебя ничего не болит, но мне не нравится, что ты почти все время лежишь в постели, бледная, с темными кругами под глазами. Ты крепкая молодая женщина, до родов еще два месяца, и то, что ты постоянно чувствуешь себя усталой, ненормально. Нанетт со мной согласна.

Мари не ответила. Она убедила себя, что боли, которые она постоянно испытывала, — всего лишь небольшое недомогание, связанное с беременностью, но в глубине ее души уже успел зародиться страх. Поэтому она испытала огромное облегчение, одобрив намерения отца:

— Ты прав, папа. Позови доктора. Я и вправду временами чувствую себя обессиленной.

— Моя бедная крошка! Для меня огромная радость стать дедушкой, но я временами спрашиваю себя, не слишком ли рано для тебя и для Пьера это случилось?

Жан Кюзенак присел на край кровати. Мари, чьи волосы были распущены, была похожа на маленькую больную девочку.

— Мое дорогое дитя, сокровище мое! — сказал он растроганно. — Если бы ты знала, сколько радости ты даришь мне в каждую секунду моей жизни! Я этого не заслуживаю…

Мари села на кровать. Глаза молодой женщины наполнились слезами.

— Папочка, не говори так! Ты самый лучший на свете! Если бы только эта проклятая война поскорее закончилась!

О войне они старались не говорить, потому что Пьер при любом упоминании о боевых действиях выходил из себя. Но, встречаясь на ферме, Жан Кюзенак с Жаком с жаром обсуждали хорошие и плохие новости с фронта.

И города, и деревни выглядели опустошенными. Список погибших на поле брани и раненых становился все длиннее. Часто по вечерам Мари и Леони готовили корпию для военного госпиталя в Шабанэ, куда переправляли тяжелораненых. Хозяин «Бори» наделял нуждающиеся семьи продуктами и лекарствами, поскольку зима выдалась суровой. Не перестал он ежемесячно жертвовать и солидную сумму приюту в Обазине на содержание бедных сироток. Но когда же разрешится военный конфликт? На конец декабря ни одна из воюющих стран не имела перевеса в силе. Франция связывала свои надежды на победу со стратегией нового военачальника: Нивелль пришел на смену Жоффру.

Жан Кюзенак обнял дочь.

— Когда я думаю о том, что мой племянник прячется в теплом доме, в то время как его ровесники сражаются за Францию, мне за него стыдно!

Он ощутил, что Мари напряглась. И тут его осенило:

— Дорогая, что с тобой произошло? Если подумать, твое недомогание началось с того дня, когда этот негодяй явился в наш дом донимать тебя… Он ведь не обидел тебя?

Мари заплакала, прижавшись к отцовскому плечу, словно испуганный ребенок. Жан Кюзенак понял: