Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступает антракт. Мэри-Энн соглашается выпить немного охлажденного лимонада. Внезапно перед нами вырастает джентльмен в ужасающем камзоле, с огромными выпученными глазами за крошечными стеклами очков.
– Миссис Балкли (поклон)… Генерал Миранда (еще более глубокий поклон)… Доктор Барри (мерзко-пристальный взгляд)… Могу ли я взять на себя смелость поинтересоваться здоровьем вашего дяди? В Обществе искусств ходят ужасные слухи…
Я понятия не имею, кто это, а он не представился, но вопрос его явно адресован мне, что довольно невежливо, поскольку здесь же присутствуют сестра и близкий друг художника, а я, бесспорно, младший из присутствующих.
Я поднимаюсь и оказываюсь вровень с пуговицами на его груди.
– Боюсь, что я не имел удовольствия…
Мэри-Энн, искусная швея там, где дело касается прорех в хорошем тоне, тут же исправляет положение:
– Джеймс, разреши представить тебе художника мистера Бенджамина Роберта Хейдона.
Несомненно, один из тех, кто ненавидит Джеймса Барри, и не без оснований.
– Благодарю вас за заботу, сэр. Мой дядя очень слаб и вряд ли долго проживет.
В ложе звучат ахи, охи и соболезнования. Мэри-Энн объясняет, что мы видели больного два часа назад, что делается все возможное, но, увы, он очень, очень слаб, слишком слаб даже, чтобы быть капризным и раздражительным. Можно ли проведать его? Как его врач, я полагаю, что не стоит. Любое волнение может оказаться роковым. Мистер Хейдон искренне сожалеет. Он всегда считал Барри великим мастером, чье величие недооценено современниками. Я кивком выражаю благодарность от имени дяди, однако про себя задаюсь вопросом, как современники могут признавать величие того, кто охотно обливает их грязью в своих публичных лекциях. Мистер Хейдон остается дольше, чем нужно и чем дозволено приличием, и, говоря банальные комплименты Мэри-Энн и Франциско, не перестает сверлить меня вопрошающим взглядом. Я начинаю ненавидеть его маленькие круглые очки и отвечаю все более отрывисто.
Когда вступает оркестр и пьеса возобновляется, Мэри-Энн стискивает мою руку и шепчет: «Дорогой, ты, кажется, унаследовал дядин характер. Я думала, ты вытолкаешь мистера Хейдона из ложи взашей».
– Он показался мне льстивым шарлатаном.
– Но он пользуется большим авторитетом. Сэр Джордж Бомонт заплатил по меньшей мере сто фунтов за его «Мак-бета». А «Покушение на Дентата» получило восторженную оценку в «Таймс».
– Тшш, ну-ка замолчите, – шикнул на нас Франциско, поскольку героиня, рыдая, кинулась на землю. Оказалось, хижину честного крестьянина сожгли разбойники – вот обугленные стены, а маленький садик заброшен. Собака – настоящая – лижет лицо героини, выражая таким образом преданность и верность, свойственную нашим меньшим братьям в противовес вероломству иных родственников. Собака очень трогательна, и зал взрывается аплодисментами. Входит лесник с умопомрачительными ногами. Мы все вздыхаем с облегчением. Когда в сказке появляется лесник, какого бы пола он ни был, это значит, что скоро все кончится хорошо и волк может считать себя покойником. Лесники – люди благородной профессии и известны склонностью к героизму.
Я пытаюсь сосредоточиться на сюжете, который явно идет к развязке. В последнем акте действие переносится в церковь, прекрасно нарисованную на заднике, с двумя приделами – по одному на каждой створке декорации, с весьма натуральными изображениями святых, с ликом Mater Dolorosa[24] в окружении свечей и призрачными струнами на органе, довершающими иллюзию. Наша героиня – вечная жертва – стоит на коленях и молится, чтобы кто-нибудь вмешался и разрешил ее безнадежное положение. Все в лучших традициях Монаха Льюиса. Сейчас наверняка появится привидение-другое. Так и есть – одна из статуй начинает светиться и качаться. Возможно ли? О да, это дух покойной матери, вот ее могила с гербом благородного семейства. Покойница из могилы обращается к своему возлюбленному чаду глухим голосом. Но смотрите, смотрите! Привидение передвигается весьма оригинальным способом, словно катится на маленьких колесиках. Впервые весь зрительный зал заворожен происходящим на сцене.
Другая героиня, в мужском костюме и с двумя пистолетами, с рапирой, кортиком и большой палкой врывается в неф. Нас обнаружили! Нужно немедленно бежать! Слишком поздно. Разбойники вырастают из-за гипсовых могил. Один для пущего эффекта поднимает плиту и вылезает непосредственно из могилы, вооруженный, в маске, вполне готовый к воскрешению. Мы все в восторге задерживаем дыхание.
Героиня в мужском костюме выхватывает шпагу и готовится умереть, защищая подругу. Но не тут-то было. Из исповедальни, скидывая на ходу белое облачение Ордена братьев кающегося Фомы, наглядно доказывая, что cucullus non facit monachum, ряса не делает монахом, выступает благородный граф в кружевах и драгоценных каменьях, с рапирой наперевес, готовый расправиться с сорока разбойниками. Стоя у могилы матери, он выхватывает из сапога кинжал и объявляет, кто он такой.
«Я кавалер Вальдевенант и вашей жизнью заклинаю вас сдаться, или моя шпага пронзит сердце каждого из вас. Эта девушка под моей защитой, и у могилы ее святой матери я покараю каждого, кто осмелится» и т. д. и т. п.
Я поражен тем, что это заявление немедленно останавливает действие. Скажи, кто ты такой, и ситуация немедленно разрешится. Расстановка сил бесповоротно меняется. Убийцы застывают на месте, призраки исчезают, все слушают и повинуются.
– Ты не следил за действием, дорогой, – говорит Мэри-Энн. – Все дело в его имени.
– Вижу, черт возьми, но почему?
– Маркиз Вальдевенант заплатил разбойникам, чтоб они разделались с девушкой, которой по закону должны были достаться все его земли и замки. Но им платят не за то, чтоб они убили сына и наследника.
– Помолчи, Мэри-Энн, – шипит Франциско. Он, как ребенок, со слезами на глазах наблюдает воссоединение влюбленных. Половина публики аплодирует, другая половина рыдает над трогательной сценой.
Но как же героиня, переодетая лесником? Что станется с той, что рискнула всем ради любимой подруги? Что будет с ней, когда завяжутся все концы сюжета? Как-никак она так радовала нас своими песнями, своими прекрасными ногами и короткой туникой. Ведь и она получит свою награду? Она клянется в вечной дружбе, подруги никогда не расстанутся. Да, да, это все понятно. А, вот появляется благородный крестьянин, чью хижину сожгли разбойники. Оказывается, он вовсе не крестьянин, а изгнанный когда-то кузен маркиза, который все это время скрывался под простой личиной и дал девушке-леснику ту самую рапиру, которой она столь воинственно потрясала. Разбойники испарились, мы переходим к сути и выясняем, кто есть кто на самом деле. Бывший крестьянин встает на одно колено и признается в любви леснику. У зала вырывается сентиментальный вздох. Она не может ему отказать, о нет – ведь мы уже ждем заключительную песенку и пантомиму.
Над нами раздаются крики, главных действующих лиц энергично осыпают цветами. Мы оставляем ложу еще до начала пантомимы, поскольку я хочу услышать отчет Руперта о его расследовании и отчет миссис Харрис о состоянии Барри. Когда мы спускаемся по мраморной лестнице, Франциско останавливают несколько знакомых, кто-то хочет представить его самому драматургу, а я обнаруживаю прямо перед собой мягкую, дряблую челюсть неотвязного мистера Хейдона.