Тогда в Москве и Лондоне разработали операцию «Согласие» – по оккупации Ирана. С советской стороны было выделено три армии. 44-я под командованием А. Хадеева и 47-я под командованием В. Новикова. Кроме того, участие в операции приняла и Каспийская военная флотилия (командующий – контр-адмирал Ф. С. Седельников). В это же время 45-я и 46-я армии прикрывали границу с Турцией.

К концу 27 августа 1941 года соединения Закавказского фронта полностью выполнили все поставленные задачи. Советские войска вышли на линию Хой – Тебриз – Ардебиль. Иранцы начали поголовно сдаваться в плен.

27 августа к операции подключилась 53-я армия генерал-майора С. Г. Трофименко. Она начала движение со Среднеазиатского направления. Противостоящие ей две иранские дивизии отступали практически без боя, занимая линию обороны в высокогорных областях к северо-востоку от столицы Ирана.

12 сентября 1941 года английский посол в Союзе Криппс инициирует обсуждение между Лондоном и Москвой кандидатуры нового главы Ирана. Выбор пал на сына шаха Резы Пехлеви – Мохаммеда Резу Пехлеви. Эта фигура устроила всех. 15 сентября союзники ввели войска в Тегеран, а 16 сентября шах Реза был вынужден подписать отречение в пользу сына.

«Иранская операция» в основном заключалась в быстром занятии стратегических пунктов, объектов. Это подтверждает уровень потерь: 64 убитых и раненых британцев, около 50 погибших советских бойцов, примерно 1 тыс. убитых иранцев.

СССР подумывал о развитии своего успеха на иранском направлении – в советской зоне оккупации были созданы два государственных образования – Мехабадская Республика (курдская) и Южный Азербайджан. Советские войска стояли в Иране до мая 1946 года для парирования возможного удара со стороны Турции».

Крым, Севастополь. 8 октября 1941 года

Филипп, вернувшись в Севастополь, первым делом выспался.

Особо долго нежиться в постели он себе не позволил, скомандовал себе «подъем!» в шесть утра, но даже короткий сон без тряски и гула вернул силы и поднял тонус.

Сводки из Одессы радовали – Отдельная Приморская армия уверенно держалась, не сдавая возвращенные позиции. У Тюленева дела шли хуже – войска Южного фронта отступали, а 11-я армия Манштейна, поддержанная 3-й румынской армией, неудержимо рвалась в Крым.

Ничего удивительного. Немцы наступали вовсе не для того, чтобы переименовать Севастополь в Теодорихсхафен, а Симферополь – в Готенбург. Крым являлся «непотопляемым авианосцем», откуда постоянно вылетали бомбардировщики, устраивая веселую жизнь защитникам Плоешти.

Занять Крым означало заиметь стратегический плацдарм, утвердить свое господство над всем Черным морем.

Еще в конце августа Гитлер подписал директиву, в которой говорилось: «Предложение главного командования сухопутных войск от 18 августа о продолжении операции на Востоке расходится с моими планами. Я приказываю следующее.

Важнейшей задачей до наступления зимы является не захват Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец и блокирование путей подвоза русскими нефти с Кавказа…

Захват Крымского полуострова имеет первостепенное значение для обеспечения подвоза нефти из Румынии. Всеми средствами, вплоть до ввода в бой моторизованных соединений, необходимо стремиться к быстрому форсированию Днепра и наступлению наших войск на Крым, прежде чем противнику удастся подтянуть свежие силы».

И вот как раз Крым и беспокоил Филиппа больше всего. Дела на Перешейке шли, как и «в тот раз»: на Перекопе траншеи были вырыты в одну линию – никакой глубины обороны. Колючая проволока натягивалась в один кол, было начато строительство пяти или шести дотов. Ни шатко ни валко работал всего один саперный батальон.

А на побережье Сивашского залива вообще никаких оборонительных работ не велось. Между тем Сиваш для пехоты и танков был проходим, местами он вообще осыхал.

И, как прежде, большая часть 51-й армии была сосредоточена у побережья – бойцы высматривали немецкие транспорты с десантом, которых просто не могло быть. Да и кому охранять эти нафантазированные транспорты? Зачуханным румынским канонеркам?

Тем не менее нарком Кузнецов серьезно утверждал о готовящемся десанте, который немцы якобы готовят из немецких и болгарских портов.

Обращения к Сталину, к его логике и здравому смыслу немало помогли – другой Кузнецов, генерал-полковник, получил строгий приказ сосредоточить все силы 51-й у Перешейка и побережья Сиваша.

Более того, Октябрьский начиная с августа исправил еще одну свою срамную ошибку – «свободные» орудия среднего калибра, хранившиеся на флотских складах, укрепили оборону на рубеже Перекоп – Сиваш – Чонгар.

Подвижные и стационарные батареи 152, 130 и 100-миллиметровых орудий здорово повысили обороноспособность Крыма, хотя командующего флотом продолжали терзать смутные сомнения.

Пушки ставились без инженерной подготовки позиций, на временном бетонном или деревянном основании. Не замаскированные, они представляли собой отличную мишень для немецких артиллеристов и пилотов.

В общем, было о чем беспокоиться, а утром 1 октября Филипп и вовсе проснулся в самом дурном расположении духа. Он вдруг осознал, что никакие приказы и окрики из Москвы не подействуют – 51-я армия сдаст Крым.

И тут даже не в командарме дело. Кузнецова и сменить можно, хотя на кого его менять, спрашивается? А как с остальными командирами быть – неопытными, не воевавшими, загоравшими в воскресенье, в свой законный выходной? И что делать с рядовыми красноармейцами, не участвовавшими в боевых действиях и не слишком желавшими идти в бой?

Армия разваливается с командующего, но уж коли распад начался, то конец близок.

Октябрьский сжал зубы. И вызвал майора Потапова, командира 1-го Добровольческого отряда морской пехоты.

«В тот раз» Потапов со своими добровольцами оборонял Одессу, а к 42-му командовал бригадой в составе Приморской армии. Ныне все немного изменилось.

Майор, который вскоре выйдет в подполковники, проявил себя как храбрый и думающий военачальник. Он и оборону держал, и в рейды по тылам противника хаживал. Короче, положиться на него можно было.

– Вызывали, товарищ командующий?

Молодцеватый, подтянутый Потапов выглядел как образчик военного – и форма на нем сидела ладно, и выправка чувствовалась.

– Вызывал, Алексей Степанович. Проходи, садись. Разговор у нас будет серьезный и не для лишних ушей.

– Молчать умею, товарищ командующий.

– Знаю. Дело вот в чем… Ты много хорошего слышал о командующем 51-й армией?

– О Кузнецове? – осторожно спросил Потапов. – Простите, товарищ командующий, но хорошего о нем сказать нечего. Нет, я не спорю, как преподаватель он, может быть, и неплох, но лично я ему и роту бы не доверил.