При прочтении биографии Нострадамуса в изложении Шавиньи возникает множество вопросов. Например, на первой же странице этого жизнеописания Шавиньи безапелляционно заявляет, что Нострадамус не был евреем по происхождению; такое заявление нужно Шавиньи, чтобы, как он пишет, «заткнуть рот некоторым завистникам, которые проклинали его… не зная правды». Однако как раз эта сторона родословной Нострадамуса не вызывает разногласий; как было доказано, в частности, доктором Эдгаром Леруа, Нострадамус был евреем по обеим линиям своей родословной.

Вызывает вопросы и утверждение Шавиньи о будто бы активной прокатолической жизненной позиции Нострадамуса, якобы «призывавшего католиков теснее сплотить ряды против протестантов». Как мы знаем из вновь обнаруженных документов (в том числе и таких важных, как личная переписка самого прорицателя), взгляды Нострадамуса были гораздо более терпимыми, и если он и порицал кого-либо во время религиозных войн во Франции, то как раз папистов, а не гугенотов. На закате жизни он сам чуть не стал жертвой разъяренного простонародья; Шавиньи вскользь сообщает об этом, «забыв» уточнить, что причиной этого стали подозрения в скрытой принадлежности Нострадамуса к протестантизму.

Комментарии Шавиньи к катренам, представляющие конечно же большой интерес и позволяющие судить о том, как современники воспринимали тексты Нострадамуса, также не свободны от ошибок, иногда в самых неожиданных местах. Комментируя строку «Меr close, monde ouvert» («Море закрыто, мир открыт»), взятую из катрена на ноябрь 1557 года и содержащую аллюзии на древнеримские «таrе clausum* и «mundus patet» (первое выражение указывает на закрытие навигационного сезона с 11 ноября, а второе – на 8 ноября, один из трех дней в году, когда, согласно древнеримской религии, подлунный мир открыт для контактов с царством теней), Шавиньи коротко бросает: «Он (Нострадамус) играет милой антитезой». То есть, согласно Шавиньи, «море закрыто, мир открыт» – поэтический оборот, и не более того. Однако Нострадамус был прежде всего прорицателем, весьма дорожившим емкостью поэтической строки, и среди многих недостатков его слога нет склонности к красивым, но бессмысленным, не несущим полезной информации пассажам. К тому же такой подход выдает элементарное непонимание Шавиньи текстов Нострадамуса – по крайней мере их части.

В целом книга Шавиньи изобилует ошибками разной степени серьезности. Рано или поздно возникает ощущение, что тут что-то не так и автор был не настолько близок к Нострадамусу, как утверждает. Эдгар Леони, глубокий американский исследователь жизни и творчества Нострадамуса, предложил даже считать Шавиньи самозванцем – на основании подобных ошибок в книге и потому, что его имя не фигурирует в завещании пророка, в котором не были забыты даже самые далекие родственники. Было бы логичным предположить, рассуждает Леони, что любимый и близкий друг и ученик Нострадамуса мог рассчитывать хотя бы на мелкое вознаграждение – в память о своем покровителе.

В 1990-е годы три историка – французы Жан Сэар и Жан Дюпеб и канадец Пьер Брендамур – исследовали фигуру Шавиньи настолько тщательно, насколько это вообще возможно. Результаты их изысканий столь неожиданны, что с ними будет полезно ознакомиться всем, кто так или иначе интересуется жизнью и пророчествами Мишеля Нострадамуса. Жан де Шевиньи родился в городе Боне 23 января 1533 года. Он действительно учился в Париже у Жана Дора и в 1560 году познакомился с Нострадамусом, к которому его направили парижские поэты. И Пьер Ронсар, и сам Дора с большой теплотой и уважением относились к прорицателю с Юга; видимо, Жан де Шевиньи был призван служить своего рода посредником между столичными литературными интеллектуалами и резиденцией салонского пророка. Нострадамус составляет гороскоп де Шевиньи, и тот просит выполнить такую же работу для своего брата Жерара. К концу лета 1561 года де Шевиньи уже живет в доме пророка. В 1563 году, после вынужденного бегства в Авиньон от агрессивно настроенной толпы Нострадамуса и других именитых салонских горожан, пророк высоко отзывается о своем секретаре в присутствии Жана-Фабриса де Сербеллона, кузена римского папы и губернатора Авиньона. Губернатор предложил Жану де Шевиньи перейти к нему на службу, однако получил отказ, который сам де Шевиньи мотивировал тем, что работа у Нострадамуса полностью утоляет его жажду знаний и любовь к «счастливому спокойствию» (beata tranquillitas). С мая 1563 года эти слова становятся его личным девизом – по-латыни и по-древнегречески. Де Шевиньи сочиняет катрен и двустишие, опубликованные в «Альманахе» Нострадамуса на 1566 год.

В конце 1565 года Нострадамус, жестоко страдающий от приступов артрита, диктует письмо «своему Жану Шевиньи», как говорит он в этом письме. Де Шевиньи действительно не фигурирует в завещании пророка, однако наследует все его бумаги (кроме, по-видимому, личной переписки). В год смерти Нострадамуса де Шевиньи пропадает из поля зрения биографов, чтобы вновь появиться в 1570 году, когда он делает латинский перевод поэмы Жана Дора, посвященной рождению в Париже 21 июля 1570 года гермафродита. Поэт и бывший секретарь прорицателя, увидевшие в этом событии реализацию одного из пророчеств Нострадамуса (катрен 2—45), истолковали рождение урода как знак свыше, предрекающий великие победы королю Карлу IX и его брату, будущему Генриху III, в то время польскому властителю.

В 1577 году де Шевиньи вновь выходит на сцену в качестве автора стихотворения памяти Антуана дю Вердье. В следующем году он принимает участие в издании книги известного французского хрониста XVI века Гийома Парадена, а также в публикации интересной утопии (некоторые исследователи, напротив, называют ее первой антиутопией в истории литературы) флорентийца Франческо Дони «Миры небесные, земные и адские» и нескольких других книг. Все они вышли в Лионе. С 1578 года де Шевиньи исчезает навсегда; вероятно, этот год стал последним не только в его литературной карьере, но и в жизни.

Однако в 1582 году на литературной сцене появляется другой уроженец города Бона, Жан-Эме де Шавиньи. В книжке, посвященной памяти своего друга Антуана Фиансе Бизонтена, «новый» Шавиньи обращается к безвременно ушедшему товарищу как к ровеснику. Поскольку Бизонтен, согласно эпитафии того же Шавиньи, опубликованной в той же книге, родился в 1552 году и умер в неполные 30 лет, получается, что Жан-Эме де Шавиньи младше Жана де Шевиньи на 20 лет или около того. Таким образом, новоявленный Шавиньи принадлежит к поколению Сезара Нострадамуса, сына прорицателя.

Жан-Эме действительно тоже учился древнегреческому у королевского поэта Жана Дора и в 1588 году, незадолго до смерти мэтра, посвятил ему диалог, позднее напечатанный в «Янусе». В диалоге принимают участие сам Шавиньи, под прозвищем Collector (Собиратель), и Жан Дора. Тема диалога – пророчества Нострадамуса и комментарии к ним. Диалог проходит в дружеском тоне, и несогласие между учеными проявляется лишь в отношении к осознанности пророчеств. Дора утверждает, что Нострадамус, записывая свои предсказания за диктовавшим ангелом, не понимал ни слова из того, что он фиксирует на бумаге. Собиратель же придерживается противоположной точки зрения. В заключение Дора призывает автора быть осторожнее в своих писаниях: «Говори со сдержанностью о правителях и с еще большей сдержанностью – о религии».