Сегодня вечером мы с мистером Уэзероллом сели в повозку и отправились в Шатофор, к дому, который он называет своим «укрытием».

– Должен признаться, ты – более покладистый кучер, нежели молодой Жак, – сказал мистер Уэзеролл, устраиваясь рядом со мной. – Хотя он потрясающе управляется с лошадьми. Я не видел, чтобы он хоть раз взмахнул кнутом. Да и поводьев он почти не касается. Сидит себе на дышле, ноги задрав, и посвистывает сквозь зубы. Вот так…

Мистер Уэзеролл свистнул, подражая Жаку. Увы, я не обладала его умением повелевать лошадьми. От поводьев у меня закоченели руки, что, однако, не мешало мне наслаждаться окружающим нас пейзажем. Зима начала показывать зубы, и поля по обеим сторонам дороги на Шатофор покрывали кружева льда, блестевшего из-под низкой пелены раннего вечернего тумана. И эта зима наверняка будет суровой. Какие чувства испытывали крестьяне, глядя из окон на поля, где они годами гнули спину? Мое положение позволяло видеть красоту окрестных мест. Они же видели только тяготы.

– А что такое «укрытие»? – спросила я.

– Ага! – засмеялся мистер Уэзеролл.

Он захлопал в ладоши, согревая руки, которые мерзли даже в перчатках. Вокруг поднятого воротника заклубился холодный пар его дыхания.

– Ты когда-нибудь видела, чтобы письма привозили к нам в хижину? Правильно, не видела. Их доставляют туда. – Он махнул в сторону Шатофора. – Укрытие позволяет мне вести дела, не выдавая своего местонахождения. По официальной версии, ты завершаешь обучение в школе, а куда исчез я – никто не знает. И пока такое положение вещей меня устраивает. Но для этого мне приходится отправлять и получать корреспонденцию через сеть надежных людей.

– А кого вы надеетесь одурачить? Во́ронов?

– Возможно, и их тоже. Мы ведь по-прежнему не знаем, кто нанял Раддока, не так ли?

Наш разговор коснулся щекотливой темы. Мы избегали говорить о поездке в Лондон и, прежде всего, о том, как мало мы узнали из нашего путешествия. Конечно, теперь у меня были письма Хэйтема, и из Лондона я вернулась другой, более просвещенной женщиной. Однако главной цели мы не достигли. Мы ехали, чтобы разыскать Раддока, и…

Мы нашли его, однако я позволила ему скрыться. Сведения, полученные в результате тогдашних приключений, были весьма скупы. Раддок больше не одевался как врач и иногда пользовался вымышленным именем Джеральда Моулза.

– Больше он этим именем не назовется. Надо быть круглым дураком, чтобы снова выдавать себя за Моулза, – ворчал мистер Уэзеролл.

Это вдвое уменьшало число достоверных сведений.

И в довершение ко всему я убила Мэй Кэрролл.

Сидя за кухонным столом в хижине Жака, мы много говорили о возможном ответном ударе Кэрроллов. Месяц, если не больше, мистер Уэзеролл внимательно прочитывал всю корреспонденцию, но нигде не находил упоминания о случившемся.

– Сомневаюсь, что они захотят решать это официальным путем, – говорил мистер Уэзеролл. – Тогда откроется их замысел убрать дочь великого магистра французских тамплиеров, которая в будущем сама должна стать великим магистром. Попробуй это объяснить. Кэрроллы не откажутся от мести, но сделают это скрытно. Им мало убить одну тебя. Думаю, они намерены расправиться со мной и, быть может, даже с Элен. Причем тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем.

– Мы подготовимся к их визиту, – заверила я мистера Уэзеролла.

Однако я никак не могла выкинуть из головы сражение в «Кабаньей голове», где мой наставник показал себя не с лучшей стороны. Выпивка, возраст, берущий свое, потеря уверенности; в любом случае он утратил навыки сильного и умелого воина, каким был когда-то. А тут еще и потеря ноги. Я продолжала упражняться с ним, и хотя его уроки фехтования были по-прежнему ценны для меня, сам он стал больше оттачивать искусство метания ножей.

Впереди, словно приветствуя нас, выросли силуэты трех замков Шатофора. На площади я вылезла из повозки, вытащила костыли и помогла выбраться мистеру Уэзероллу.

Он повел меня к магазину на углу площади.

– Это магазин сыров? – удивилась я.

– Бедняга Жак не переносит их запаха. Мне приходится оставлять его на улице. А ты отважишься войти?

Я улыбнулась, готовая последовать за своим наставником. Мистер Уэзеролл снял шляпу, наклонил голову и толкнул приземистую дверь. Он поздоровался с девушкой, стоявшей за прилавком, и сразу направился в заднюю часть магазина. Подавляя отчаянное желание зажать нос, я прошла в кладовую. Меня окружали полки, где лежали круглые головки сыра. Нос мистера Уэзеролла был поднят. Он явно наслаждался ядреным ароматом сыров.

– Чувствуешь, как пахнет? – спросил он.

Тут и не захочешь, но почувствуешь.

– Это и есть ваше укрытие?

– Да. А теперь загляни под ту головку сыра. Там ты найдешь послания для нас.

Под головкой лежало всего одно письмо, которое я протянула мистеру Уэзероллу. Он погрузился в чтение. Я ждала.

– Ну и ну, – резюмировал мистер Уэзеролл, пряча послание в пальто. – Помнишь, я говорил, что наш приятель мистер Раддок окажется круглым дураком, если снова назовется Джеральдом Моулзом?

– Да, – осторожно ответила я, чувствуя легкое возбуждение.

– Так вот, он и впрямь круглый дурак.

В таверне «Говяжья туша» было сумрачно и дымно. Думаю, по-другому здесь и не бывает, однако сумрак действовал угнетающе, и даже гул, царивший в зале, не спасал положения. Знаете, что́ мне напомнило это заведение? Таверну «Оленьи рога» в Кале, но только если ее перенести оттуда на мерзлые поля в окрестностях Руана и наполнить теми, кому весьма несладко живется среди этих мерзлых полей.

Я оказалась права: зима выдалась суровой. Куда суровее, чем в прежние годы.

Казалось, запах эля висит над мокрыми столами, словно пелена тумана. Он пропитал собой стены и все, что висело или опиралось на них. Столы, за которыми собирались посетители, просто воняли, однако любителям выпить это не мешало. Кто-то сидел, низко склонившись над кружками, отчего поля шляп почти задевали липкую поверхность столов. Одни коротали вечер, негромко переговариваясь: жаловались на жизнь или сплетничали. Другие, сбившись кучками, играли в кости, шутили и смеялись. Они стучали опустевшими кружками, требуя новые порции эля, который разносила улыбчивая подавальщица – единственная женщина в зале, умевшая не только быстро выполнять требования, но и плавно выскальзывать из тянущихся к ней мужских рук.

В этом заведении я и появилась, спасаясь от стонов и завываний жгучего ветра. Войдя, я сразу же плотно закрыла за собой дверь и остановилась у порога, отряхивая снег с сапог.

На мне был длинный плащ, почти касавшийся пола. Лицо скрывал капюшон. Громкие разговоры в зале таверны мгновенно стихли, сменившись приглушенным перешептыванием. Поля шляп опустились ниже. Глаза мужчин следили за каждым моим движением.