– Ну вот и все, неблагодарный юноша! – с горечью произнесла Зинат. – Теперь ты и при свете дня и под Луной ночи будешь выглядеть так, как того захотела мать-природа. Но все равно я не верю, что кто-то из смертных женщин хоть раз взглянет на тебя. Не верю я и в то, что ты найдешь свое счастье… Да, чтобы поймать несчастную одинокую Зинат, ты напряг все силы, нашел магов и мастеров. Но это, в сущности, совсем нетрудно. А вот найти любовь ты вряд ли сможешь… И тогда ты еще вспомнишь о любви и призыве джиннии Зинат. Но вот захочу ли я ответить на твои чувства…

Бедр-ад-Дин с удивлением слушал эти слова. Когда же джинния замолчала, он понял, что она ровным счетом ничего о нем не знает. Не знает, что ее заклятие не превратило его в изгоя, что не вопреки ее чарам, а, быть может, благодаря им, он нашел и любовь, и друзей, и магов и мастеров. Поняв это, юноша с облегчением рассмеялся. Ибо осознал, как ничтожна оказалась магия этой глупой джиннии.

Увы, Бедр-ад-Дину пришлось признать, что слишком большое значение придавал он этому заклятию. Что он отдал все силы на поиски коварной колдуньи, вместо того чтобы жить и радоваться жизни, любить жену, попытаться вернуться в отцовский дом – ведь и там мог быть нужен его разум.

Улыбка сошла с лица юноши, и он ответил пленнице:

– Как ты глупа, несчастная колдунья, дочь огня… Твое заклятие, которое, увы, сильно испугало меня, неразумного, во многом мне же и помогло. Ибо я нашел и верных друзей, нашел и любовь своей жизни, которая стала моей женой и матерью моего первенца… Ибо внешнее уродство не изменило ничего в моей душе, а нам, обычным детям рода человеческого, зачастую нужно не прекрасное тело или великолепное лицо, а добрая, открытая душа, умеющая любить и быть благодарной.

Широко раскрыв глаза, слушала джинния эти слова. Увы, каждое из них убивало часть ее глупой надежды. Но она все равно не могла поверить, и потому презрительно рассмеялась в ответ:

– Я не верю тебе, глупый червь. Какой же презренной падшей женщиной должна была оказаться та, что пленилась старым горбатым уродом…

– Злость твоя убила в тебе разум, который, быть может, некогда и сопутствовал тебе. Но сейчас лишь черный туман глупости царит в твоей душе. И потому я, благодарный за снятие заклятия, все же не буду настолько глуп, чтобы освободить тебя из клетки. В тебе нет раскаяния, нет почтения к миру – и потому ты останешься заточенной до того мига, покуда поймешь, как прекрасна и удивительна жизнь в подлунном мире.

Лицо джиннии исказила ярость. Но она промолчала. Ибо сейчас могла лишь изводить себя бессильными угрозами.

– Ну вот, добрые мои друзья, – обернулся Бедр-ад-Дин, – я и стал свободен. И теперь могу покинуть остров пряностей. Надеюсь, злая судьба больше не разделит вас. И – о Аллах, молю тебя об этом, – быть может, мы когда-нибудь еще встретимся.

– Да сохранят тебя боги, юный Бедр-ад-Дин! – ответил Дайярам.

А Тилоттама подошла к юноше и нежно поцеловала его в щеку.

– Когда-то, о юноша, я дала себе зарок, что, если судьба вновь соединит с моим любимым, я сделаю миру необыкновенный подарок. Но не судьба, а ты, Бедр-ад-Дин, соединил меня с Дайярамом. И потому подарок предназначен тебе.

Она раскрыла ладонь, и юноша увидел металлический диск, сплетенный из сотен проволочек. Затейливые узоры образовывали буквы неведомого языка.

– Этот амулет, быть может, и не в силах будет уберечь тебя от всех превратностей судьбы, но убережет от укусов змей; не сможет защитить от удара копьем, но смирит гнев зверя… Та сила, которую я заключила в нем, пока спит. Я и сама еще не знаю, что случится, когда она проснется. Мне ведомо лишь, что сила эта будет доброй и щедрой. Такой же, как моя благодарность тебе, о юный Бедр-ад-Дин.

Юноша поклонился, не в силах скрыть слезы, что навернулись ему на глаза.

– Да пребудет с вами милость Аллаха всесильного, мои друзья! Пусть дарует он вам тысячи лет любви и наслаждения! Прощайте! – проговорил Бедр-ад-Дин, когда смог перебороть себя.

– Прощай и ты! Да будет легка твоя дорога к любимой!

Рассвет нового дня застал юношу, который в одной руке нес большую птичью клетку, а другой вел в поводу прекрасного крылатого коня. Вот они скрылись за поворотом… И лишь возвышенные воспоминания о магии, которая превозмогла силы зла, остались в душах Дайярама и Тилоттамы.

Теперь они были вместе, и долгая история их любви только начиналась.

За деревьями скрылась луна, уступая небеса сиянию солнечного диска. Скрылся за поворотом Бедр-ад-Дин, спешащий вернуться домой. Покинули мастерскую и Дайярам с Тилоттамой. Покои приняли их, радостно распахнувшись навстречу любви.

Дайярам понял, что более ни единого мига не сможет ждать. Он мечтал, о нет, он жаждал соединиться с любимой. И видел, что все ее помыслы о том же. Мастер из мастеров подошел в ложу и медленно снял черный, расшитый шелком кафтан. Тилоттама, словно завороженная, последовала его примеру. Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал. Пальцы его ласкали ее лицо, а она улыбалась обретенному возлюбленному сияющей улыбкой.

– Ты – воистину самая прекрасная женщина в мире! – сказал он. – Я дам тебе все, что будет в моей власти, моя Тилоттама, любовь моя… Что бы ты ни попросила, тотчас же станет твоим.

– Но я хочу лишь одного, мой господин, – нежно отвечала она. Ее ласковая рука прильнула к щеке Дайярама.

Перехватив руку Тилоттамы, Дайярам запечатлел на ладони пламенный поцелуй.

– Только одно слово, любовь моя, – и желание твое исполнится! – Глаза Дайярама жгли ее. За то время, что они провели в разлуке, он понял, что лишь одна эта женщина стоит всего золота мира. То, что в давние годы было вожделением, словно по волшебству, обернулось истинной, вечной любовью…

– Подари мне ребенка, – просто сказала она.

– Ты хочешь родить мне дитя?! – Он изумился этой просьбе и пришел в неописуемый восторг.

– Ты озадачен… – улыбнулась Тилоттама. – Моя просьба разгневала тебя, прекраснейший?

– Ты любишь меня, Тилоттама? – вдруг спросил Дайярам.

Она призадумалась, а потом ответила:

– Ты спрашиваешь меня об этом? Да разве не мечтала я о тебе долгие годы? Разве не стремилась к тебе? Разве я стала бы мастером, если бы каждый миг не вспоминала тебя, наши уроки, твои слова? И подумай: разве я умоляла бы сейчас тебя подарить мне дитя?

Она смущенно улыбнулась, и черноволосая ее голова легла на его плечо. Руки его сомкнулись вокруг стана любимой. Губы прильнули к мягким волосам:

– Я люблю тебя с той самой минуты, когда ты в первый раз вошла в мою мастерскую. Помнишь, в тот день началась гроза и ты не нашла другого приюта?..

Она нежно рассмеялась:

– Тогда ты возжелал меня…