– Должно быть, юноша, тебе пришлось бы куда сложнее. Но я с тобой. Своим приглашением оказал ты мне великую честь. И я просто обязан был сделать так, чтобы ветры и волны причинили тебе самый малый ущерб. И поверь, как только ступишь ты под сень своего дома, все вернется на круги своя, и жестокость осенних штормов потрясет многих мореходов.

– Да пребудет с тобой милость Аллаха, о мудрец!

Никогда еще Бедр-ад-Дину не приходилось внутренним своим слухом ощущать смех мага. И это оказалось воистину необыкновенным ощущением – словно где-то в глубине головы за ушами пощекотали метелкой из страусовых перьев.

– Ох, мальчик… Ты заставил смеяться человека, который уже не надеялся, что его может хоть что-то рассмешить в этой жизни. Я давно не чту никаких богов. Кроме, быть может, самого себя. Но с благодарностью принимаю твои слова. Ибо за время странствий с тобой я увидел куда больше, чем за прошлые тысячи лет. Увидел и почувствовал. А знания стоят куда больше, чем благость богов мира.

Но в этом бренном мире заканчивается все. Подошло к концу и недолгое плавание. Когда показались впереди берега острова пряностей, опускалась ночь.

– Что посоветуешь мне, о мудрейший? Ждать рассвета? Или прямо сейчас приставать к берегу и падать ниц перед мастером из мастеров?

– Думаю, юноша, что пристать к берегу разумно сейчас. Также разумно сейчас ступить на плиты двора у мастерской умельца Дайярама. А вот падать ниц… Нет, не стоит. Ибо ты сделал для своего освобождения не меньше, чем сделает мастер…

– Да будет так!

– И к тому же подумай о Тилоттаме. Ведь она не видела своего возлюбленного долгие годы. Еще одна ночь может стоить ей многих слез…

– И снова ты прав, о мудрейший. Если для меня промедление воистину схоже с ударом отравленным кинжалом, то для нее оно просто смертельно.

Давно порт острова пряностей не встречал судно в такой поздний, хотя, быть может, и такой ранний час. Тихо опустились сходни, по которым первой сбежала Тилоттама, не помня себя от волнения.

Стояла самая глухая пора ночи, холодный свет звезд лился на дорогу, по которой шествовали два человека и удивительный волшебный крылатый конь. Вот осталась позади оливковая роща. И наконец показалась цель путешествия – дом Дайярама.

– Аллах милосердный, помоги мне, – прошептал Бедр-ад-Дин.

А Тилоттама лишь неслышно пошевелила губами, сложив вместе ладони. От волнения голос изменил ей.

С едва слышным скрипом распахнулись ворота, и на фоне освещенного зала показался силуэт мастера.

– Это он, – прошептала Тилоттама. У нее едва хватало сил стоять на ногах, но она смогла все-таки отступить на полшага назад и спрятаться за крылатым конем.

– Давно я жду тебя, о зачарованный Бедр-ад-Дин. Вижу, что твое странствие увенчалось успехом. Вижу, и очень рад этому. Ибо давнее пророчество наконец исполнилось – ко мне пришел тот, кому я смогу помочь не только своим собственным умением, но и умениями, которые некогда отдал другим. Что это пророчество значит, я пока не знаю, но, сколько я ни думал об этом, знаю, что применить могу лишь к тебе, о странный зачарованный юноша.

– Но я, о мастер из мастеров, могу тебе это пророчество объяснить, – проговорила Тилоттама, выходя из глубокой тени. – Ибо ты некогда отдал мне толику своих знаний…

– О боги! Ты… – Мастер из мастеров оказался обычным живым человеком. Ибо он побледнел, схватился за створку распахнутых ворот… А потом в глазах его зажегся поистине колдовской огонь.

Он выбежал вперед, схватил Тилоттаму на руки и поднял ее так высоко, словно хотел показать всему небу красоту своей обретенной возлюбленной.

– Я счастлив, о боги! Она здесь! Моя любимая, душа моей жизни, средоточие желаний!

Бедр-ад-Дин, обернувшись к крылатому коню, задумчиво проговорил:

– Мне кажется, о друг мой, что мы можем еще какое-то время погулять… Полюбоваться ночью и звездами…

Конь тихонько заржал. Похоже, он был согласен со своим хозяином.

Дайярам рассмеялся, и в этот миг стал словно на десяток лет моложе.

– Думаю, юный Бедр-ад-Дин, что тебе моя помощь все-таки нужна. И нам не следует откладывать. А своей любимой я еще успею доказать, как ее ждал и как помнил о каждом миге, что мы были вместе.

– Но, быть может, о Дайярам, ты и мне позволишь помочь этому юноше. Ведь это я сковала упряжь, которая усмирила такое прекрасное животное…

– Ты?! – От удивления глаза мастера широко открылись.

– О да, я… Долгими днями я вспоминала все то, чему учил меня ты. Потом поняла, что смогу и сама стать кузнецом – пусть не самым умелым, но, как потом увидел юный странник, достаточно понимающим секреты нашего ремесла, чтобы побороть коварный характер раскаленного металла.

– Да будет счастлив наступающий день! Ибо теперь моя прекрасная любовь стала моей помощницей!

– Я могу стать и твоей соперницей! – Тилоттама наконец осмелела, поняв, что ее любимый все эти годы ждал лишь ее и помнил лишь о ней.

– И да будет так! Пора, свет моей души! Ибо нам предстоит выковать ловушку для коварной джиннии, остудить ее, оплести волосами из гривы белого коня… И все это мы должны совершить от восхода солнца до его заката.

– О Аллах, – прошептал Бедр-ад-Дин, идя следом за мастером и его возлюбленной. – Неужели завтрашний восход не превратит меня более в горбуна? Неужели дано мне будет при свете дня предстать перед своей прекрасной женой таким, каков я есть на самом деле…

«О да, мой юный друг, – услышал юноша голос мудреца Тети, – теперь я вижу, что тебе это будет дано. Но помни, что после того, как мастер создаст ловушку, к ней должна будет прикоснуться и магия. Для этого я и отправился с тобой…»

«Я помню, мой мудрый наставник. Сейчас, когда у меня появилась надежда, я хочу поблагодарить тебя. И за странствие без штормов, и за то, что научил меня видеть чудеса там, где я не посмел бы их искать… И за то, что в этом странствии я был не одинок».

«Мальчик, я принимаю твою благодарность. И постараюсь сделать так, чтобы следующий день был последним днем жизни горбуна Мустафы. Один лишь вопрос хочу тебе задать: ты по-прежнему хочешь расстаться со своим дневным обличьем? По-прежнему тебе не нужно всеобщее уважение к сединам и увечьям? Вспомни, сколько трудностей ты смог преодолеть лишь потому, что окружающие видели тебя немощным и старым! Тебе не хочется и дальше пользоваться этим?»

Бедр-ад-Дин задумался. Он понимал, что маг не из простого любопытства спрашивает об этом. Должно быть, именно сейчас настал миг принятия решения. Ведь даже выкованная ловушка еще не означала, что проклятие будет снято…

«О да, мой наставник, – мысленный голос Бедр-ад-Дина окреп. – Я по-прежнему мечтаю о том, чтобы скинуть с себя горб, пусть даже это только видимость. Я не хочу прятаться за увечьями и пользоваться почтением, которое вызывают чары. Я хочу сам стать тем человеком, которого будут уважать, к которому будут почтительны за дела его, а не за раны и уродство…»