Лидия выдала ему сокращенную версию легенды мисс Прайс, начав с нападения и ограбления на постоялом дворе и закончив тем, что стало известно этим вечером. О том, кто такая Тамсин, равно как о прежней воровской карьере Елены, она рассказывать не стала. Сообщила только, что привлечет еще кого-нибудь, если Эйнсвуд не захочет участвовать в реализации плана ограбления логовища убийц, кромсающих лица своих жертв, которых не то до этого, не то после душат.

Его светлость только покрякивал.

В течение всего ее рассказа он сидел молча, сложив руки в замок, никак не комментируя услышанное. Даже, когда Лидия закончила и посмотрела на него в ожидании вопросов, которых у него наверняка было много, он не произнес ни слова.

– Мы почти приехали, – сказала, выглянув в окно, Лидия. – Может, тебе стоит осмотреть место, прежде чем окончательно ввязаться.

– Я знаю этот район, – ответил Вир. – Слишком респектабельно для Коралии Бриз. Честно сказать, поражен, что она поселилась здесь. Товар, которым она торгует, отнюдь не высшего сорта. Гораздо ниже уровня мисс Мартин. – Он бросил быстрый взгляд на Лидию. – Позволю, однако, заметить, что при выборе задушевных подруг ты руководствуешься довольно оригинальными критериями. Одна – высокооплачиваемая шлюха. Другая чуть ли не школьница. С последней, я имею в виду мисс Прайс, ты знакома всего несколько недель и тем не менее готова рискнуть головой, чтобы разыскать ее побрякушки.

– Дело прежде всего в сентиментальности, – ответствовала Лидия. – Тебе не понять.

– А я и понимать не хочу, – сказал Вир. – Женщины вечно мучают себе то из-за одной тривиальной вещи, то из-за другой. Ты можешь понимать все, что хочешь. А я, пожалуй, подумаю о более практических вещах, о том, как проникнуть в апартаменты, например, а потом покинуть их так, чтобы нас не заметили. В противном случае мне, возможно, придется кого-нибудь убить, и Джейнес будет меня пилить за это целый день. У него всегда портится настроение, когда я прихожу домой в испачканной кровью одежде.

– Кто такой Джейнес? – спросила Лидия, с готовностью принимая новое направление разговора.

– Мой камердинер.

Она повернулась, чтобы повнимательнее разглядеть его.

Густые темные волосы Вира выглядели так, будто их причесал граблями пьяный садовник. Узел помятого шейного платка был развязан, на жилете отсутствовали пуговицы, а из-под пояса брюк торчал угол рубашки.

Лидия не сомневалась: вина за этот беспорядок лежит и на ней, но надеялась, что не полностью. Она не помнила, например, как что-то расстегивала или развязывала. Или ее подводит память точно так же, как подвели рассудительность и самоконтроль?

– Твоего камердинера следует повесить, – заявила Лидия. – Он должен был подумать хотя бы о твоем титуле, прежде чем выпускать тебя из дома в таком ужасном виде.

– Тебе хорошо говорить, – промямлил Вир. – Хорошо уж, что все положенные предметы одежды на мне, и на том спасибо.

Он даже не попытался осмотреть свой костюм. И даже не шевельнул пальцем, чтобы застегнуться, заправить рубашку или перевязать шейный платок.

Лидия же с силой прижала руки к коленям, чтобы не сделать все это за него.

– Но ведь ты – герцог Эйнсвуд, – напомнила она.

– Однако лично я в этом ни черта не виноват, не так ли?

Он отвернулся к окну.

– Нравится тебе это или нет, но ты тот, кто ты есть, – продолжила Лидия. – И как герцог Эйнсвуд ты представляешь нечто большее, чем собственную личность: знатный род, корни которого уходят в века.

– Если мне потребуется лекция об обязанностях, которые накладывает на меня титул, я могу поехать домой и выслушать проповедь Джейнеса, – парировал Вир, продолжая рассматривать пейзаж за окном. – Мы где-то в районе Фрэнсис-стрит. Пожалуй, мне лучше выйти здесь одному и ознакомиться с окрестностями интересующего нас дома. Ты слишком приметна.

– Надеюсь, ты не собираешься предпринимать что-либо самостоятельно, – сказала Лидия, видя, что он открывает дверцу кареты. – Чтобы все получилось, необходим четкий план. Мы не знаем, сколько там сегодня людей, и тебе не следует соваться туда, не имея представления о…

– Говорил котлу горшок, больно черен ты дружок, – процитировал Вир поговорку. – Я знаю, что я делаю, Гренвилл. Не переживай.

Он толчком открыл дверь и вышел.

В день, назначенный для совершения противозаконного деяния, Лидия проснулась очень поздно.

Частично это было связано с поздним возращением домой из-за затянувшегося более чем на час спора с Эйнсвудом. Вернувшись после рекогносцировки места будущего преступления, он выдвинул глупейшее предложение вовлечь в него камердинера, который ничего не знал и не понимал, а ее непосредственное участие в противоправных действиях не принимать. Потребовалась уйма времени и энергии, чтобы убедить его отказаться от этого безумия и приступить наконец к разработке конкретного плана ограбления.

В результате Лидия смогла добраться до постели только около трех часов утра. По идее, она должна была немедленно заснуть, поскольку они все хорошо обдумали. План, который они в конце концов выработали, был простым и четким. Более того, Лидия была уверена: осуществить его с Эйнсвудом будет менее рискованно, чем с Еленой.

Спокойнее было и для совести Лидии. Не надо было просить Елену ставить на карту свое благополучие ради незнакомой девушки, не говоря уж о том, что на самом деле речь шла о риске для здоровья и даже жизни. С Эйнсвудом все было проще. Он постоянно подвергал себя опасности и мог, не задумываясь, рискнуть головой ради выигрыша в обычном пари.

Бодрствовала Лидия не из-за укоров совести или сомнений по поводу плана действий. Растревожили ее не мысли об опасностях предстоящей ночи, а образы, навеянные уже случившимся: сильные мужские руки, заставляющие расслабиться ее окаменевшее тело; долгие глубокие поцелуи, от которых легко лишиться рассудка; скользившие по ее коже большие нежные ладони, которые лишали ее воли и заставляли думать только о том, чтобы это продолжалось вечно.

Лидия пыталась угомонить чертенка, говоря себе, что только самоубийца может мечтать о связи с таким распутником. Да она сама себя перестанет уважать, если ляжет в постель с мужчиной, который ее совершенно не уважает. Более того, она вообще лишится уважения, поскольку, если такое произойдет, об этом узнают все.

Лидия напомнила себе, и как много может потерять. Даже самые свободомыслящие из ее читателей с полным на то основанием начнут сомневаться в способности к рассудительному анализу женщины, выбравшей в качестве любовника самого известного в Англии дебошира. Она мгновенно лишится необходимого в избранной профессии влияния, а жертвовать такими вещами может только сумасшедшая.

В общем, когда Лидия наконец задремала, новый день уже занялся, а к завтраку она вышла после полудня.

Тамсин, которая к моменту ее возвращения спала, уже давно встала. Она вошла в столовую вскоре после того, как Лидия села за стол, и, как только та сделала первый глоток кофе, Тамсин начала допрос.