Несколько дворцовых стражников уже устремились к ним, но тут Леандр отступил и ушел к матери и сестре. Орест провожал его взглядом, Леандр не обернулся.

* * *

Стражники побежали вперед – предупредить его мать, что сын наконец вернулся. Они с Электрой приближались к дворцу по тропе, что вела с кладбища, а мать уже стояла, одна, и ждала его, совершенно беззащитная и полностью уязвимая. Когда он оказался совсем близко, она вскинула руки к небу.

– Это все, чего я хотела, – произнесла она. – Нужно поблагодарить.

Мать обняла его, повела во дворец, выкрикивая указания – в какую комнату его поместить, какую еду подать – и призывая Эгиста, чтоб шел скорее, где бы ни был. Обнимала и целовала Ореста, повелевала слугам, пусть найдут портного, какой сошьет новое подобающее облачение ее сыну.

Появился Эгист, и Орест последовал примеру Леандра, какой тот подал, пока они были в деревне его родственников. Он постарался держаться с достоинством. Словно обремененный более значительными думами, он слегка отстранился, когда любовник матери пожелал обнять его. И все это время он замечал, как пристально наблюдает за ним Электра.

Наутро его обмерили для новой одежды, мать пришла к нему в комнату и вилась вокруг него, наделяя портного замысловатыми советами. Вся сплошь теплота и деловитые замечания.

– Ты стал такой высокий, – сказала она. – Выше своего отца.

На этих словах по ее лицу пробежала тень, в голосе – некое смущение.

– Мне надо кое-что у тебя спросить, – произнес он.

– Ты наверняка многое хочешь выяснить.

– Да, многое, но сейчас я хочу спросить, знаешь ли ты что-нибудь о деде Леандра.

– Ничего, – отозвалась мать. – Вообще ничего. – Покраснев, она выдержала его взгляд. – Время было очень трудное, – продолжила она, – много слухов. Тебя попросили о нем разузнать?

– Нет, но, говорят, его похитили. Тревожатся.

– Какая досада. Но лучше не втягиваться в то, что, думаю, есть неурядица между семьями. Надеюсь, ты понимаешь.

Орест кивнул.

– И самое главное для нас – что ты вернулся домой. Может, ни о чем другом и думать не стоит пока.

* * *

Хотя мать и сестра обращались с ним как с мальчишкой – спрашивали, наелся ли он, удобна ли его постель, – всюду во дворце, куда бы ни шел он, его приветствовали с уважением, даже с некоторым благоговением. Для стражи и челяди он был сыном своего отца, вернувшимся занять законное место.

Это означало, что, когда шел по коридорам – а иногда и оставаясь в одиночестве, – он осознавал свою роль и важность. Впрочем, временами ему казалось, что здесь всё так же, как было в доме у Леандра. Его матери удавалось пресекать любые разговоры, беспрестанно благодаря богов за его возвращение и перемежая благодарности многочисленными упоминаниями, как все по нему скучали и что они с Эгистом предпринимали, чтобы добиться освобождения ее сына.

Как и мать, Электра с большей радостью предлагала ему речи о том, что́ значило его отсутствие для нее лично и какое это облегчение – что он вернулся. Он обнаружил, что и мать и сестра теряли самообладание, даже когда им лишь казалось, что он намерен заговорить: если вроде бы готовился что-нибудь сказать, они бросались задавать ему вопросы об удобствах его быта, словно пытались дать понять, что для них он по-прежнему мальчик – сын, младший брат, которого похитили, а теперь он возвратился домой.

Как и семья Леандра, они не интересовались, насколько он понял, что с ним происходило и где он был. Эгист всегда улыбался, завидев Ореста, но за трапезами предоставлял Клитемнестре вести беседу и время от времени покидал трапезную, когда кто-нибудь из его прислужников заявлялся с вестями, и лицо его темнело, хмурилось.

Ореста сразу предупредили о необходимой осторожности: обычно несколько стражников всюду ходили за ним по пятам. Впрочем, однажды, когда он отвлек их внимание, ему удалось пробраться к дому Леандра, но Раиса холодно сообщила ему, что Леандра здесь больше нет и она не знает, где он.

Как-то раз он сидел за столом в комнате у матери с нею, Эгистом и Электрой и заметил, что они исчерпали легкие предметы для разговора и истощили вопросы о нем самом и его удобствах. Ощутил напряжение в комнате, поглядывал на них, пытаясь заметить, кто попробует это напряжение снять. Почти слышал, как мать пытается выдумать что-нибудь милое и умиротворяющее.

– Знаете, – сказала она наконец, – ко мне на прием каждое утро выстраивается очередь – спросить о правах на землю или на воду, люди приходят посоветоваться о наследстве или о старых разногласиях. Эгист говорит, что этого слишком много, что этих людей следует отсылать прочь. Некоторые посетители могут быть даже опасны. Но я знаю их. Я знала этих людей, еще когда ваш отец был жив. Они приходят, потому что доверяют мне – как доверяли вашему отцу. По утрам я впускаю их во дворец. И часто этого им достаточно, а может, достаточно даже тем, кого оставили ждать. Мы позволили им войти во дворец. Я принимаю их в комнате, где раньше размещались стражники вашего отца. Сижу и слушаю. Вскоре, Орест, тебе предстоит быть там со мной, помогать. Тебе тоже необходимо слушать. Пойдешь со мной?

Он, так вышло, отчужденно кивал – как кивал бы, наверное, Леандр, – а мать продолжила рассуждать о задачах, какие она решала, все больше увлекаясь подробностями, все остальные же молчали.

– Скажи мне, что случилось после того, как мой отец вернулся с войны? – перебил ее Орест.

Мать прижала ладонь ко рту, смятенно глянула на Эгиста и вроде бы собралась встать, но потом все же уселась. Откашлялась и посмотрела на сына резко.

– Нам невероятно повезло, – произнесла она. – Мы очень везучи, что живы. И за это следует благодарить Эгиста. Он – тот, кто выведал о заговоре против всех нас, и его сторонники явились вовремя и подавили восстание, которое означало бы конец для нас всех.

Электра уставилась в пол, затем – в окно. – Кто убил моего отца? – спросил Орест.

– Я к этому и веду, – ответила мать. – Кто-то из людей твоего же отца замышлял против него. О, они так походили на друзей! О, что за впечатление они производили – счастливых подчиненных! Должна признать, что ничего странного, когда он прибыл, я не заметила. Возможно, мне стало так легко, когда он оказался дома, что я ничего не заподозрила. И какое это было облегчение – снять с себя тяготы правления.

Она умолкла, вновь приложила руки ко рту и глянула в окно.

– Но что произошло? – спросил Орест.

– Едва ли могу сказать, – ответила мать. – Мы вовремя все узнали, чтобы спасти тебя и твою сестру, – и вовремя, чтобы я успела спрятаться. Но для твоего отца было слишком поздно, слишком поздно. Думать об этом невыносимо.

Голос у нее дрожал.

– Спасти меня? – переспросил Орест. – Ты сказала «спасти меня»?

– Мы постарались, чтобы тебе ничто не угрожало, – ответила мать.