уставилась в стену. – Попроси заняться ежемесячными Праздниками Растущей Луны для шар’дама ка.

– Их нет… – начала Инэвера.

– Назначь, – перебила Манвах. – Убеди Кадживах, что это великая честь, сын будет доволен и сохранит благоволение Эверама. Дай ей десяток помощников, чтобы составить список гостей и организовать стол, декорации, музыку, церемонии. Больше ты ее не увидишь.

– За этим-то я и пришла, мама, – улыбнулась Инэвера.

Манвах закончила дно корзины и принялась за каркас для стенок.

– Деяния моих внуков известны в городе всем, но о внучках – молчок. Как они поживают? Хорошо ли учатся?

– С твоими внучками все в порядке, и скоро они станут дама’тинг, – кивнула Инэвера. – Аманвах уже получила покрывало и вышла замуж.

– И кто же этот счастливец?

– Чин из племени Лощины. Посмотреть не на что – маленький, хилый, а одет пестрее, чем дальтоник-хаффит, но с ним говорит Эверам.

– Мальчик, который пленяет музыкой алагай? – спросила Манвах.

Инэвера вскинула брови, но мать отмахнулась:

– О чинах при дворе Избавителя судачит весь город. Мальчик-великан и женщина-воин. – Она многозначительно взглянула на Инэверу. – И принцесса из землепашцев.

Инэвера отвернулась и плюнула на пол.

Манвах поцокала языком.

– Все так плохо?

– Я запретила ему жениться на ней, – ответила Инэвера, уже не скрывая злобы.

– Это твоя первая ошибка. Никогда не запрещай мужчине. Даже Касаад, покладистый после того, как ты сорвала с него черное, бывает упрямее мула, если ему что-нибудь запретить, а твой муж – шар’дама ка.

Инэвера кивнула:

– В Эведжах’тинг написано: «Запрети мужчине – и он возжелает десятикратно». Но мое сердце опередило рассудок.

– И как отнесся к этому Избавитель?

Рот Инэверы снова наполнился слюной, но она проглотила ее, задышала глубоко.

– Заявил, что я не имею права. Сказал, что сделает ее дживах ка от землепашцев, госпожой жен-северянок.

Манвах перестала плести и посмотрела Инэвере в глаза:

– А ты думала, он сдержит свои брачные клятвы, тогда как ты нарушила?

Слова ужалили Инэверу. Она даже пожалела, что рассказала матери об измене с андрахом, но Инэвера глубоко вздохнула и позволила этому чувству пролететь мимо.

«Она скажет правду, которую ты не желаешь слышать».

– По крайней мере, я соблюла приличия и сделала это тайком, – выдавила Инэвера. – Он щеголяет ею, приводит в мою личную опочивальню и позорит меня перед всем двором.

– Не думала, что я вырастила дуру – Манвах с хрустом отломала длинный конец лозы, – но против этого не попрешь, если ты воображаешь, будто рогоносцу есть дело до разницы. Ты оскорбила его, и он отвечает втрое большим. Ты должна была понимать, что этот счет предъявят к оплате. Но правду сказать – какая беда, если он нагнет северную шлюху? Великим мужам положено брать наложниц, а ты остаешься дживах ка.

– Титулом, но не на деле, – возразила Инэвера. – Я не принимала его семени почти два Ущерба.

Манвах фыркнула:

– Если это определяет дживах ка, то я не первый десяток лет не принадлежу Касааду. Он не прикасался ко мне со времен Соли.

– Касаад не Избавитель.

– Тогда прекрати ломаться и ступай к нему в постель. Дай понять: ты не забыла, что он – шар’дама ка, – она быстро взглянула ей в глаза, – и напомни, что ты – его Дамаджах. Я слышала, эта женщина уехала и не приняла его предложения. Пусть забудет ее.

– Это не так легко, – вздохнула Инэвера. – Северная ведьма сделала нечто большее, чем распахнуть перед Ахманом свои Небесные врата. Она влила ему в уши яд.

– Яд?

– Мало того что она и ее потаскуха-мать расхаживали по дворцу без покрывал – они еще и внушили, что наши женщины должны сражаться с алагай, как у северных варваров. Желая угодить ей, Ахман объявил, что каждая женщина, которая убьет в бою алагай, станет шарум’тинг и получит все права воина.

– И что с того? – пожала плечами Манвах.

– Неужели ты одобряешь? – изумилась Инэвера.

– А почему бы и нет? – Манвах дотронулась до своего черного одеяния. – По-твоему мне нравится это носить? Я смотрю на северянок и мечтаю о свободе. Хочу сама владеть шатром, а не управлять имуществом Касаада. Почему нельзя? Потому что духовенство Каджи относится к женщинам словно к скотине, и прописало угнетение в священных стихах? У тебя-то, понятно, взор замутнен. Ты расхаживаешь по дворцу голой.

– Я вовсе не голая, мама, – возразила Инэвера.

Манвах взглянула на нее, и она потупилась, зная, что мать не проведешь. Инэвера одевалась вызывающе, чтобы утереть носы Дамаджи и напомнить о своей власти, но бессмысленно отрицать, что она упивалась этим.

– Ты не одобряла алагай’шарак, когда опасность грозила Соли, – напомнила она. – Значит, пошлем воевать не только сыновей, но и дочерей?

– Я ненавидела алагай’шарак, когда наши мужчины бессмысленно жертвовали собой ради гордыни андраха, – ответила Манвах. – Но разве твои драгоценные кости не назвали Ахмана Избавителем, который послан Эверамом, чтобы возглавить нас на Шарак Ка?

– Они сказали, что он может стать Избавителем, – напомнила Инэвера.

– Молись, чтобы так и вышло, иначе окажется, что напрасно убила четверть века своей жизни, – сурово молвила мать. – И разве они не сказали, что Шарак Ка начнется в любом случае? Алагай, дочь моя, убивают женщин не меньше, чем мужчин. Не забывай, что наша самозащита – не только обычай северянок, но и действенное средство. Вспомни, как Криша и ее уродины-сестры избили твоего отца. Есть женщины, которые рождены для драки. Дай им волю. Най, да подстегни их! Сделай северные порядки своими и укради плоды с древа госпожи из Лощины.

– Поднимется шум, – заметила Инэвера.

Манвах кивнула.

– Да, поорут на площадях и затаят холодное бешенство. Горстка болванов с вялыми членами выместит ярость на первых попавшихся женщинах. Но никто не посмеет открыто возразить шар’дама ка, и в скором времени все смирятся. – Она ухмыльнулась. – Как с твоими прилюдными обнажениями.

Инэвера притворилась шокированной, и Манвах подмигнула:

– Но женщины Красии возблагодарят тебя, даже если не признаются вслух. Дай им это – и ты навсегда покоришь их сердца.

Инэвера простилась с матерью и быстро зашагала через базар. Было тяжко расставаться с Манвах. Каждый раз становилось больно от понимания, что до следующей встречи могут пройти месяцы. Но она уже зашла слишком далеко и не хотела возбуждать подозрения, которые позволят проследить ее маршрут. Даже Ахман не ведает о существовании Манвах и Касаада. О них могла помнить Кева, но кости сказали, что дамаджи’тинг племени Каджи никогда не предаст.

Но тут случилось невероятное: в такое совпадение трудно поверить без указки костей. Ей навстречу важно шествовал человек в знакомом безрукавном балахоне и с черной стальной нагрудной пластиной, украшенной