лестницы, я услышал стук каблучков. С верхнего этажа спускалась Божена — стажерка из Чехии. Я сказал ей, что не могу найти свою комнату. Она посмеялась, и мы пошли вместе. Но мы не смогли найти ни моей комнаты, ни ее. Она удивилась. Мы несколько раз прошли из конца в конец коридора, но безрезультатно. Мы спустились на этаж вниз, чтобы попросить вахтершу помочь нам, но вместо вестибюля первого этажа с местом вахтерши мы, выглянув в окно, обнаружили, что находимся под крышей.

Так мы блуждали несколько часов. Постучали в несколько комнат — никто не открыл. Божене понадобилось в туалет. Она побоялась идти одна, чтобы не остаться блуждать в одиночку. Она вошла в кабинку и побоялась даже закрыть дверь. Потом то же сделал я. Блуждая, мы оказались на чердаке, где было тепло, стояла старая разбитая общежитейская мебель и валялись пыльные ветхие тряпки. Мы решили лечь спать.

Мы встали с рассветом, подошли к лифту и спустились на первый этаж — все к той же вахтерше. Она стала бурчать, что мы черт знает чем здесь занимаемся. Тут стали люди идти на занятия. Мы поднялись на второй этаж и тут же нашли свои комнаты — сначала Божена, а потом и я.

Что это было? Я готов поклясться, что это все случилось наяву. Да и Божена тому живой свидетель.

Юлий Гарбузов

Ночной визитер Любови Алексеевны (Не закончено)

Случилось это совсем недавно, в 1993 году. Сотрудница моей жены, Любовь Алексеевна, пришла на работу в необычном настроении. Обычно разговорчивая, она не реагировала ни на шутки, ни на обычные указания начальства в лице завсектором. Она даже не заметила, что первая модница отдела Лорочка Лукина пришла в новой роскошной блузке с пышными оборками и глубоким вырезом.

Усевшись на рабочее место, Любовь Алексеевна, или по словам моей жены просто Люба, сразу принялась за документацию. Но работа у нее явно не клеилась. То не хватало каких-либо сведений, то вдруг обнаруживалось, что кто-то увел ее личный справочник и т. д., и т. п.

В конце концов Люба отодвинула в сторону все срочные бумаги и отрешенным взором посмотрела на мою жену.

— Что случилось, Любань?

— Вы не поверите, Людмила Александровна, это не для обыденных бесед.

— Любочка, ты меня интригуешь! Расскажи, пожалуйста, в чем дело?

— Вы надо мной насмеетесь или за сумасшедшую сочтете.

— Ни в коем случае, Любочка, все останется между нами, ты меня знаешь. Что тебя беспокоит?

Люба, дождавшись, когда завсектором вышел, тихо повела беседу. Она порой проникновенно смотрела в глаза, а временами застенчиво отводила взгляд. Чувствовалось, что Люба повествует о том, во что бы сама никогда не поверила раньше.

— Началось это, Людмила Александровна, с месяц тому назад. Вы были у меня дома? Нет? Тогда Вы не знаете, что мы с мужем и дочерью живем в трехкомнатной квартире, распашонкой. Из маленькой прихожей вход прямо в небольшую гостиную, из которой справа вход в спаленку дочери, а слева — в нашу с мужем. До того времени все было хорошо, только с месяц тому назад по ночам мы стали слышать, что в гостиной кто-то двигает мебель. Мы с мужем решили, что это дочь, вставая по нужде, спросонок натыкается на стулья или еще на что-либо. Спросили. Она удивилась и сказала, что тоже слышала те же звуки, однако решила, что это кто-то из нас. Мы ей, конечно, не поверили, а она нам. Так продолжалось с месяц, пока не пришлось мне самой встать этой ночью часа в три, простите, в туалет.

Надевая спросонок шлепанцы, я услышала как кто-то в гостиной осторожно передвинул то ли стул, то ли еще что-то из мебели. Ну, думаю, дочка тоже в туалет встала. Если что — подожду. И вышла прямо в ночнухе в гостиную. А время было предрассветное, где-то около четырех утра. Сейчас, в июне, это уже светло.

Направляясь к двери в прихожую, я внезапно увидела справа от этой самой двери, где висит у нас календарь с репродукцией картины Ильи Глазунова «Россия ХХ века», знаете, незнакомого человека небольшого роста, мне по плечо, не больше. Он стоял и увлеченно рассматривал эту самую картину! Я еще успела заметить, что у него нет шеи. Голова росла прямо из плеч, как у лягушки, что ли. И цвет его кожи тоже был совершенно необычный — какой-то серовато-зеленый или зелено-голубой, в словах передать трудно.

Я едва не заорала от страха. Но он словно услышал мое намерение вскрикнуть и резко оглянулся в мою сторону. На меня смотрели белесые спокойные и безэмоциональные глаза. Они словно говорили: «Ну, чего ты испугалась? Я ничего плохого не сделаю ни тебе, ни твоим домочадцам». И чувство страха, да и вообще всякое волнение тут же спокойно покинуло меня. Эмоции совершенно угасли. Осталась только строгая логика, которой не мешало ничто. Пришел — ну и пусть пришел, мне-то что? Он же никого не трогает и безо всякого злого умысла. Смотрит картину, и на здоровье. Полюбуется, и уйдет себе. Не воровать же он пришел. А если что и украдет, то что нам от этого? Какая мелочь! — рассуждала я сама с собой. Это напомнило мне одно неординарное обстоятельство из моей жизни в недавнем прошлом. Я тогда лежала на операции в нашей областной клинике. Когда я вышла из наркоза, меня начала мучить ужасная боль. Я не могла удержаться от крика, и ко мне пришел врач и велел ввести мне промедол. Я пришла в странное состояние. Боль не утихла до конца, а может быть и вовсе не ослабла. Но она совершенно перестала меня беспокоить. Как будто болит у кого-то другого, а не у меня. Болит — ну и пусть болит, — рассуждала я, — мне-то что за печаль? Пройдет со временем. А если не пройдет? Да не все ли равно в конце-то концов? Так и теперь. Словно все это происходит не со мной. И воспринимается все как-то философски, словно со стороны.

С такими мыслями я спокойно сходила в туалет, справила малую нужду и, возвращаясь назад, спокойно прошла мимо этого субъекта и уже открыла дверь в спальню, намереваясь завершить свой сладкий утренний сон. Но разум все же работал четко. Я решила, что как бы там ни было, такие визитеры мне ни к чему. Если я его не боюсь, то дочь может перепугаться в усмерть, узрев такого непрошенного гостя в доме, когда все спят. Я остановилась