Лаурсен покачал головой. Видимо, не скажет. Здесь наверху, наверное, каждый мог безнаказанно болтать все, что ни попадя. Однако замолкал, если слухи касались его самого.

– Многие здесь так думают о тебе, Карл. Но, боюсь, есть кое-что еще.

– А что еще? – Мёрк отставил пиво на холодильник. От него не должно вонять пивом, когда он через пару мгновений будет стоять перед начальником отдела убийств и отчитываться.

– Вчера судмедэксперты обнаружили в кармане трупа много интересного. Например, монету, попавшую в складку. Одна крона, если точнее. Ну да, они нашли целых пять датских монет, но эта была самая новая.

– И какого она оказалась года?

– Не такая уж и старая. Две тысячи шестого. То есть труп пролежал в земле максимум четыре года. Но там было и еще кое-что.

– Понятно. Что еще?

– Две монеты были завернуты в пищевую пленку, и на них обнаружены отпечатки пальцев. Отпечатки правых указательных пальцев двух разных людей.

– Удалось ли понять чьи?

– Да. Они оказались довольно отчетливыми и прекрасно сохранились, так что, сдается мне, монеты не просто так были завернуты в пленку.

– Кому принадлежат эти отпечатки?

– Один – Анкеру Хойеру.

Карл выпучил глаза. На мгновение увидел перед собой недоверчивое лицо Харди. Услышал его раздраженный голос, когда тот говорил о кокаиновой зависимости Анкера. Лаурсен вновь протянул Карлу пиво, после чего остановил на нем взгляд бегающих глаз.

– А второй отпечаток, Карл, твой.

Август 1987 года

Курт Вад мгновение помедлил, взвешивая письмо Нэте в своей руке, и вскрыл его с совершенно незаинтересованным видом, словно там была реклама от очередной фармацевтической компании.

Нэте была первой, с кем удалось провернуть незаконную операцию, но с тех пор такие операции исчислялись многими десятками. Так к чему сейчас было заморачиваться этой крестьянкой? Каким образом ее мнение и мысли могли его заинтересовать?

Курт несколько раз прочитал письмо и отложил его с улыбкой.

Жалкая тварь, она рассуждала о благотворительности и прощении, он такого не ожидал. Разве можно верить хоть единому слову из того, что она написала?

– Прекрасная уловка, Нэте Германсен, – произнес он вслух, – но я должен тебя проверить.

Он толкнул верхний ящик стола, так что раздался негромкий щелчок из угла. Затем слегка отодвинул столешницу, которая сразу отъехала в сторону, обнажив полость примерно в сантиметр глубиной, где хранилась его незаменимая записная книжка с адресами и телефонами.

Курт открыл одну из первых страниц, набрал номер и представился.

– Мне нужен кое-какой личный номер, ты не мог бы помочь? А именно – номер Нэте Германсен, возможно, она представлена фамилией мужа, Росен. Живет по адресу Пеблинге Доссеринг, 32, пятый этаж, Нёрребро, Копенгаген. Да-да, она, точно. Помнишь ее? Да, у нее был умный муж, хотя я считаю, в последние годы жизни рассудительность покинула его в некоторых делах… Уже нашел номер? Отлично.

Вад записал личный номер Нэте Росен и поблагодарил, напомнив собеседнику, что ответная услуга будет оказана с величайшим удовольствием, как только понадобится. Такова уж суть братства. Затем он еще немного порылся в своей записной книжке, нашел еще один телефон, набрал его и положил на место книжку, опять задвинув столешницу до щелчка.

– Свенне, привет, это Курт Вад, – поздоровался он, когда трубку взяли. – Мне необходимы кое-какие сведения о Нэте Росен, ее личный номер у меня есть. По имеющейся у меня информации, в данный момент женщина проходит лечение в одной из больниц, и мне бы хотелось подтвердить данный факт… Да, вероятно, в Копенгагене. Сколько времени понадобится на выяснение? Ну, если бы ты сегодня сообщил, я был бы очень рад. Постараешься? Договорились. Огромное спасибо.

Потом откинулся на спинку кресла и перечитал письмо. Оно было удивительно складно сформулировано и выверено на наличие каких бы то ни было орфографических ошибок. Даже пунктуация была безупречна, а потому у него не оставалось сомнений, что ей кто-то помог. Страдающая дислексией, ограниченная, практически без школьного образования. Как будто она была способна его обмануть…

Он криво усмехнулся. Первое, что приходило на ум, – ей помогал адвокат. Разве там не было упомянуто, что адвокат будет присутствовать на встрече, если Курт примет приглашение?

Вад громко рассмеялся. Он ведь не собирается никуда идти.

– Курт, ты что, смеешься наедине с самим собой?

Он повернулся к жене и слегка качнул головой.

– У меня просто прекрасное настроение, – сказал он, обняв супругу, когда она приблизилась к столу.

– Иначе и быть не может, друг мой. Тебе ведь все удалось.

Курт Вад кивнул. Он действительно чувствовал полное удовлетворение.

После того как отец оставил работу, Курт унаследовал всю его практику и клиентуру, истории болезней пациентов с незапамятных времен и различные картотеки «Комитета против разврата» и «Сообщества датчан». Важнейшие для Курта документы – сущий яд, попади они в неправильные руки. И все же они были не настолько опасны, как работа, возглавленная им, – работа на «Секретную борьбу».

Она заключалась не только в том, чтобы отыскивать беременных, чьи дети не заслуживали появиться на свет. Это была кропотливая работа по вовлечению в свой круг опытных профессионалов. Людей, которые ни за что в жизни не рискнули бы разгласить идеи, лежащие в основе тайного сообщества.

Спустя несколько лет место работы Курта на Фюне стало отличным координационным центром «Секретной борьбы», однако постепенно, по мере все большей концентрации абортов в столичном регионе, он решил покончить с прошлым и перебраться в Брёндбю. Не то чтобы это был какой-то особо интересный пригород Копенгагена, но зато лежал практически в эпицентре событий. Неподалеку от центральных больниц, а значит, от наиболее профессиональных врачей и специалистов с огромным опытом, а также, что немаловажно, совсем близко к возможной клиентуре сообщества.

Здесь же, в пригородной коммуне, он познакомился со своей женой Беатой в середине 1960-х годов. Прекрасная женщина, да к тому же еще и медсестра, с прекрасными генами, преисполненная глубоким патриотизмом и позитивным настроем. Она чрезвычайно помогала Курту.

Еще до свадьбы Вад посвятил ее в свою работу, рассказав, к чему в конечном итоге ведет «Секретная борьба». Возможно, он ожидал какого-то протеста или, в лучшем случае, настороженного отношения к данной работе, однако, вопреки его ожиданиям, она проявила понимание и даже определенную инициативу. Да, в действительности именно жена обеспечила им связи с медсестрами и акушерками. Не менее двадцати пяти рекрутеров, как она сама их называла, Беата привлекла в организацию всего за один год, и с этого момента дела пошли в гору. Она же придумала и название «Чистые линии» и высказалась за усиление политической деятельности «Секретной борьбы» наряду с практической работой.