Роза склонила голову набок.

– Ты, наверное, знаешь о женском доме, находившемся там, да?

– Ну да, конечно. Что-то связанное с женщинами фривольных нравов, которых помещали туда на определенный срок, так?

– Да, типа того. Я вкратце расскажу, а ты, Карл, послушай, да и тебе, Ассад, не помешает.

Она подняла указательный палец вверх, как школьная учительница. Вот она, Роза, в своей стихии.

– Все началось в тысяча девятьсот двадцать третьем году с Кристиана Келлера, стоявшего во главе датской системы попечительства. В течение целого ряда лет он руководил учреждениями для слабоумных, в том числе и Брайнингом. Потом они стали именоваться «келлерскими учреждениями». Он принадлежал к числу врачей, которые, слепо веря в собственную непогрешимость, считают себя вправе оценивать и отбирать людей, неспособных занять так называемое «правильное» место в датском обществе. Учреждение на Спрогё открыли для практического воплощения его теорий. Это были евгенические[15]и социально-гигиенические представления того времени о «дурном наследственном материале», а также случаи рождения детей-дегенератов, ну и прочий подобный бред.

Ассад улыбнулся.

– Евгеники! Вот-вот, я прекрасно знаю, что это такое. Когда у мальчиков отрезают яички, чтобы они пели писклявым голосом. Их было огромное количество в прежних ближневосточных гаремах.

– Ты имеешь в виду евнухов, – поправил его Карл и только тут заметил его хитроватое выражение лица.

Как будто бы он не знал.

– Да я просто пошутил. Я ознакомился ночью с данным вопросом. Слово «евгеника» происходит из греческого языка и означает «хорошее происхождение». Учение о том, как проводить разделение людей, основываясь на этническом и социальном происхождении. – Он дружелюбно хлопнул Карла по плечу.

Несомненно, он знал гораздо больше о данной теме, чем Карл.

Затем улыбка Ассада исчезла.

– И знаешь, что? Я ненавижу евгенику, – заявил он. – Ненавижу, когда кто-то считает себя более человеком, чем других. Расовое превосходство, ты в курсе. Разделение людей на более и менее ценных особей. – Он вперился взглядом в Карла.

Ассад впервые затронул такую тему.

– Но ведь именно о том идет речь, когда мы говорим о человеке, правда? – продолжил он. – Ощущай свое огромное превосходство над остальными, и тогда всё в порядке. Ведь к этому же все стремятся?

Карл кивнул. Стало быть, Ассад ощутил дискриминацию на собственной шкуре.

– То, что тогда совершалось, было чистой воды шарлатанством, – продолжила Роза. – В действительности врачи не знали ни шиша. Если женщина вела себя асоциально, она тут же попадала под пристальное внимание. В особенности те из них, кто отличался фривольностью нравов. Говорили о низком уровне сексуальной нравственности и обвиняли таких женщин в распространении венерических заболеваний и рождении умственно неполноценных детей. Дабы избавиться от нежелательных личностей, их ссылали на Спрогё без какого-либо суда и на неопределенный срок. Врачи воспринимали это как свое право и свой долг, так как сами были нормальными, а женщины выбивались из нормы.

Роза на мгновение прервалась, чтобы придать следующему предложению больше веса.

– На мой взгляд, там были просто узколобые, до одурения самодовольные врачи-выскочки. Они спешили предложить свои услуги, если церковный приход желал избавиться от женщины, попиравшей принципы буржуазной морали. В каком-то смысле уподобляли самих себя Богу.

Карл кивнул.

– Или дьяволу, – добавил он. – Но я-то, честно признаюсь, считал, что женщины на острове были слабоумные. Конечно, сей факт не оправдывает обхождение, которое они там получали, – поторопился он сказать. – Возможно, даже наоборот.

– Тсс, – презрительно цыкнула Роза. – Да, их называли слабоумными. Возможно, так и выходило, исходя из результатов дурацких и примитивных тестов на интеллект, применяемых врачами. Но как назвать тех, кто позволял себе называть слабоумными женщин, проживших всю жизнь в нищете? Подавляющее большинство действительно были социальными отщепенцами, пускай; но с ними обходились как с преступниками или с низшими существами. Конечно, были там и слабоумные, и умственно отсталые, но далеко не все. Насколько мне известно, никогда еще до сих пор глупость в Дании не считалась уголовным преступлением, в противном случае не так много сейчас разгуливало бы на свободе бывших членов правительства. Иначе говоря, они совершали абсолютно неприемлемое преступление против человечности. Вряд ли Суд по правам человека и «Эмнести Интернэшнл» дали бы им медаль за их поступки. Но, черт возьми, нечто подобное до сих пор происходит в нашей стране. Только подумайте обо всех тех, кого пристегивают ремнями. Кого таблетками доводят до бессознательного состояния. О тех, кому отказывают в гражданстве, потому что они не могут ответить на идиотские вопросы. – Последнюю фразу Роза практически выплюнула со слюной.

«Ей нужно выспаться, а может, у нее просто месячные», – подумал Карл и полез в карман за печеньем Лизы. Он предложил ей попробовать, но она отказалась. Ах да, у Розы проблемы с желудком, вспомнил Мёрк. Тогда он предложил Ассаду, но и тот не захотел. Ну и слава богу, самому больше достанется.

– Послушай дальше. Известно ли тебе, что женщины не могли покинуть остров? Жуткое место, настоящая преисподняя. К обитателям там относились как к ненормальным, но не проводилось никакого лечения, потому что это была не больница. В то же время Спрогё не считалось и тюрьмой, а потому женщины пребывали там в течение неопределенного срока. Некоторые сидели почти всю жизнь, не имея контактов с семьями и другими людьми за пределами острова. И все бесчинства происходили аж вплоть до шестьдесят первого года… Черт возьми, Карл, беззакония продолжались уже на твоем веку, понимаешь? – Несомненно, чувство справедливости Розы было ущемлено не на шутку.

Мёрк собирался возразить, но ведь она права. Все происходило уже при его жизни, и Карл был удивлен.

– Ладно, – кивнул он. – И Кристиан Келлер депортировал таких женщин на Спрогё, так как считал, что они не были приспособлены к нормальной жизни, верно? И поэтому там очутилась Рита Нильсен?

– Именно так. Я читала о них всю ночь напролет. О Келлере и его последователе, Вильденскове из Брайнинга. Они управляли всем этим делом с двадцать третьего по пятьдесят девятый год; спустя два года заведение было закрыто, и на протяжении практически сорока лет пятьсот женщин томились на острове, не зная, сколько им там еще предстоит находиться. И, уверяю тебя, жизнь там была трудная. Грубое обращение, тяжелая работа. Плохо обученный персонал, считавший «девушек», как их называли, недолюдьми, жестоко подгонял, ругал и следил за ними днем и ночью. Существовали также карцеры – к ним прибегали, если девушки проявляли непослушание. Изоляция в течение нескольких дней. А если кто-то хотел получить надежду на освобождение с проклятого острова, то первым делом бедная женщина должна была подвергнуться стерилизации. Принудительная стерилизация! Карл, их лишали половой жизни и половых органов. – Она откинула голову в сторону и пнула стену. – Какой кошмар!