Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Альфредо выращивал табак. Мать происходила из семьи торговцев скотом. Сам же он явился в Россию для переговоров о поставке на наш рынок эфирных масел. Вообще-то Альфредо остановился в Москве, в отеле «Балчуг-Кемпински». В Питер завернул на денёк-другой – для знакомства со здешними красотами. Но ограничился только здешними красотками, и не запомнил, где провёл предыдущую ночь. На первый раз ему повезло. Но потом Альфредо встретил меня…
Он крутил перед моим носом банковской картой и изъявлял желание повеселиться в хорошей компании. Денег у него хватит – пусть это меня не волнует. Я ответила, что деньги меня не волнуют, а успокаивают. Папины и дедушкины заслуги дали Альфредо возможность проживать в «Badruttis Palace Hotel» – в Санкт-Моррице, в Швейцарских Альпах. И он, как все пресыщенные жизнью «сынки», решил пойти в народ. Я стала ему верной спутницей – на одну ночь.
В пивнике мы показывали друг другу фотки на телефонах. Особняк Альфредо, как сверкающий айсберг, плыл по волнам пальмового моря. На дальнем плане виднелись горы. Всё вышло красиво, но меня особенно не зацепило. Не произвёл на меня впечатления и парагвайский бомонд, собравшийся на барбекю среди сочно-изумрудной лужайки. Резвящаяся в бассейне семейка моего случайного друга вообще вызвала тошнотворную тоску.
А вот Альфредо, в лучших традициях латиноамериканских сериалов, немедленно повёлся на мои жалобы. Я продемонстрировала ему портрет Маамуна – огромного, бритого наголо. Рассказывала, как издевался надо мной этот зверь-араб, как отнял сына.
Когда Альфредо заскрипел зубами от гнева, я сменила тему и показала себя в ассиметричном купальнике – с оголённым плечом и миниатюрными стрингами. На этом снимке мне было пятнадцать, но Альфредо ничего не заметил. Со слезами на глазах он клялся, что сейчас же увезёт меня в Парагвай и представит своим родителям. Я, видите ли, очень похожа на парагвайскую женщину! Ему уже тридцать, пора жениться, да только вот никто до сих пор не понравился. А без любви брака быть никак не может.
Короче, до счастья Альфредо было рукой подать, но никто не подал. Когда я показала свой портрет в стиле «ню», с русским голубым котом на причинном месте, Альфредо срочно потребовал продолжения банкета. Там, где нам никто не помешает.
– Мне вообще-то на работу пора…
Альфредо меня кое-как понимал. Его гувернантка была из русских эмигранток первой волны.
– Если хочешь, пошли со мной. Клуб недалеко – за квартал.
Уговаривать Альфредо не пришлось. Он рванул, как на короткую дистанцию. Я – на шпильках, в длинной юбке – еле за ним поспевала. К тому времени я уже знала ПИН-код его карты и сумму, которую при удачном стечении обстоятельств можно с неё снять.
Вскоре мы уже пили коньяк и ели фрукты в «классном клубе». Там, в числе прочего, подавали жёлтые арбузы «Сладкое золото». Я их очень полюбила в Таиланде. Другие девчонки, администратор и бармен завистливо причмокивали, наблюдая за увлекательным процессом.
В дверь заглянул какой-то парень, в тельняшке и в бескозырке. Перед ним все встали – как биндюжники перед Костей-моряком. Потом оказалось, что это – администратор всей сети клубов и изобретатель схемы грабежа. На него работали очень многие, включая помощников депутатов ЗАКСа.
Но тогда я ничего этого не знала, и потому осталась равнодушна к парню. Мне нужно было срочно «дожать клиента» и забрать у него карту. А потом сделать так, чтобы он как можно дольше не обнаружил пропажу.
К ночи я осталась в одних стрингах, а Альфредо разделся до пояса. Упившись в хлам, он танцевал в привате на заплетающихся ногах. Кроме того, он пожелал спеть со мной дуэтом, причём именно «Во поле берёза стояла». Мне польстило, что русскую народную песню знают даже в Парагвае. По счастью, мне её часто пела баба Галя, и я выучила слова. Потом показала свою «коронку» – арабский «танец живота».
После двенадцати к нам зашёл охранник, которому я потихоньку сунула карту. Альфредо, сидя на полу, внимательно слушал песню «Я милого узнаю по походке, он носит, носит серые штаны». Пение доносилось из общего зала – там как раз выступали артисты. Под это дело мне удалось получить подписи клиента на чеках – за разные позиции.
Я добавила в счёт даже те услуги и напитки, которых он не брал. Одно было плохо – Альфредо категорически отказывался иметь общение с другими девчонками. Мне пришлось отдуваться одной. При его испанско-индейском темпераменте это оказалось не так-то просто.
Сперва клиент потребовал массаж. Потом начал реализовывать свои фантазии. В итоге я плеснула ему клофелина – чтобы наконец-то отстал. Гладить его то тут, то там, кусать за уши, капать на соски горчицей, ласкать руками и губами все его «косички» и «уздечки» пришлось мучительно долго. Наконец пришёл охранник и передал через официантку, что с карты уже сняли более половины наличности. До тех пор, пока клиент проспится, снимут остальное.
Альфредо был погружён в такси утром, под пение припозднившихся гостей – «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Со злости я чуть не забыла сдёрнуть с лица клиента его же галстук. Он сам попросил завязать глаза – якобы это очень сильно возбуждает. Не забыла и про драгоценные часы, от реализации которых получила только процент.
«Папик» сказал, что все экземпляры таких «котлов» в мире наперечёт. Сбывать их опасно – только при потушенных огнях, надёжным людям. Скорее всего, они мою добычу вообще не загоняли, а сдали «морячку». Но тут я ничего не могла поделать. Потом «папик» с удовольствием смаковал видеозапись незабвенной ночи и требовал сделать ему всё то же самое.
Запись пригодилась и для другого. Когда разъярённый Альфредо явился в клуб со свитой из официальных лиц разного уровня, администратор любезно передал ему диск. И спросил, не хочет ли сеньор взять ещё несколько экземпляров – для боссов, друзей и родителей. При желании товар могут прислать им через Интернет. Пусть все убедятся, в каком состоянии находился Альфредо той ночью. Он вполне мог потерять где-то и карту, и часы, и даже свою голову.
После этого пыл парагвайца заметно угас. Решив, что лучше «разойтись по нулям», Альфредо хлопнул дверью. Может, клубу пришлось бы туго, но там работал капельник по фамилии Чебоптасов. В числе его пациентов было много правоохранителей, которые дружно закрыли глаза на все жалобы.
Камеры в номерах стояли законно – ведь гости часто начинали бузить и драться. Подписи на чеках Альфредо ставил тоже не под пытками, так что выкрутиться ему было трудно. Ладно, что откачивать после клофелина его не пришлось – был молодой и здоровый.
Больше всего девки боялись, что «образуется труп». Тогда уже легко не отмоешься. А меня зауважали все – даже «морячок». Но работать удавалось редко – «папик» не разрешал. Выпускали только на крупную дичь. А я как будто всё время хотела оправдаться – перед дядей, перед его семьёй и знакомыми. И, главное, перед матерью. Не могла забыть, как она шарахнулась от меня, вскинув худые руки – словно защищалась.
– Ты всю жизнь врала нам с Богданом! Никогда папу не любила, раз замуж собралась! Да ещё за кого – за этого хмыря! О таких людях, как папа, надо вечно память хранить, молиться на их портреты…