Но еще в течение двух-трех недель вашей партнерше надо будет предохраняться от беременности, так как способные к оплодотворению сперматозоиды могут остаться в яичках пациента. Но зато потом беспокоиться не о чем. Надо заметить, что эта операция не только проста, но и не оказывает никакого влияния на потенцию мужчины.

Операция же по стерилизации женщины дает сразу стопроцентный эффект – правда, проходит несколько сложнее. Ее можно провести двумя способами: открытым, при котором разрезается брюшная полость и перерезаются маточные трубы (после такой операции женщине необходимо провести в больнице пять-семь дней), и эндоскопическим способом (через три прокола внутрь брюшной полости вводят эндоскоп и с его помощью перерезают трубы). В больнице в последнем случае придется остаться всего на один-два дня.

Сексуальную жизнь женщине, прошедшей стерилизацию, можно начинать не раньше чем через две недели.

Но тут следует учесть, что женская стерилизация необратима. У вашей партнерши, прошедшей эту операцию, нет никаких шансов когда-либо восстановить проводимость маточных труб. Если она и решит позже зачать ребенка, то это будет возможно только в пробирке.

А вот прооперированный мужчина при желании может вернуться к исходной ситуации. Проводимость его семявыводящих протоков можно восстановить – правда, такую операцию лучше делать не позже чем через 5 лет, а позже должно последовать специальное лечение.

Профессор массачусетского университета Вильям Ли заявил на пресс-конференции, что современная наука близка к тому, чтобы кардинально решить проблему контрацепции. По его словам, уже через два-три года молодые люди, желающие заниматься до запланированного рождения ребенка или брака беспроблемным сексом, смогут делать это, если обратятся к хирургам, которые за час-два сделают им необходимую операцию, и точно так же, если понадобится, сделают другую операцию, возвращающую способность производить потомство. По словам профессора, такие операции можно будет проводить несколько раз в жизни человека без всякого вреда для его здоровья…»

Это был наиболее эпичный отрывок на заданную тему.

На следующий день по настоянию Аннет мы поехали в Луксор.

Когда мы приехали в Долину Мертвых, там стояла пятидесятиградусная жара. Воздух был похож на горячее море. Странно, что Солнце может так раскалять Землю, а тень – остужать. А что, если Земля остановится в своем вращении на орбите, замрет в своем полете на месяц, год, два, навсегда? Что случится с нами, как мы будем жить в этом вечном разделении на свет и тьму, холод и пекло?

Вместе с туристами мы вышли из автобуса. Я обмотал голову футболкой, которая случайно оказалась в рюкзаке. Аннет была в кепке с полями, прикрывающими шею и плечи и в длинной тонкой юбке. Кажется, она чувствовала себя здесь вполне комфортно. Со всех сторон воздух прикасался ко мне, словно тело другого, очень жаркого и близко стоящего человека, и все время давил, старался оттеснить. Я прихватил с собой пластиковую фляжку, в которой был замороженный и теперь почти растаявший апельсиновый сок, смешанный с водкой, и прихлебывал коктейль из горлышка. «Не надо этого делать, – мягко сказала Аннет, – в таком климате от водки может прихватить сердце. Тебе сколько лет, мой друг?» И в самом деле, – а я об этом как-то не думал. Одной испанской старушке из нашей группы стало дурно – обмахивая шляпами и туристическими брошюрами, ее увели обратно в автобус, где работал кондиционер. Отсидевшись некоторое время, испанка все же выбралась из салона и отправилась вместе со всеми осматривать долину.

Через какое-то время, побродив по долине, напоминающей карьерные разработки коричневого вулканического пепла и спустившись наугад в одну из гробниц, где сырая старина в виде коптских крестиков на стенах и потертых плит склепов не вызвала у меня интереса, я уселся в тени под навесом у входа в кассы рядом с англоязычными молодыми людьми – их было четверо, с рюкзаками, запыленные блондины и блондинки. Я ждал Аннет, которая бодро исчезала в каждой из сырых нор-гробниц Египетского царства. Оказывается, в прошлый раз, когда она посещала Египет со своим итальянцем, их сюда не привозили – после теракта возле храма Хатшепсут Долина Мертвых не работала.

Потом мы прошлись по той самой дорожке, где террористы в конце девяностых расстреляли из автоматов несколько десятков европейцев. Я не стал подниматься в Храм царицы Хатшепсут, в этот вырубленный в коричневых скалах замок, – было лень, да и тяжело: невидимый насос потихоньку откачивал из меня силы. Я дожидался Аннет в тени под одним из отреставрированных каменных строений. Пил свой коктейль.

На обратном пути нас поджидали арабы, стоящие возле холодильников на колесах, они торговали колой, мороженым и самодельными сувенирами. Вокруг высились коричневые холмы без единого кустика, воздух от них струился вверх потоками прозрачного расплавленного стекла. По холму по тропинке медленно, словно часть воздуха, поднимался человек в длинной белой одежде, чалме и шлепанцах. Он остановился, подрагивая в потоках расплавленного воздушного стекла, обернулся и посмотрел на нас.

В автобусе я смачивал голову минеральной водой из бутылки и дремал у Аннет на плече. «Скоро ты оживишься», – сказала она мне.

И в самом деле – когда мы очутились в тихой заводи Луксорского храма, я ожил. Здесь не было жарко, женщины бродили по территории храма с каким-то мерцающим выражением вечности на лицах. Луксор был бесконечен. Огромные, словно гигантские слоновьи ноги, каменные колонны расчерчивали пространство тенями. Чем-то все это напоминало гигантский супермаркет, мегамолл фараонов, по которому бродили современные женщины, завороженно рассматривая выставленные товары. Мужчины лишь с любопытством крутили головами и явно не были готовы ничего покупать. В этом отличие Луксора от Пирамид в Гизе. Там, у подножия огромных саркофагов, приезжие туристки сразу становились блеклыми и уставшими, а мужчины интуитивно, и может быть, даже против воли, вбирали в себя каменную музыку желтых Пирамид.

А здесь мы шли от колонны к колонне, забыв о туристической группе, которая отправилась куда-то вглубь искать провидческую статую жука-скарабея, чтобы загадать возле нее сокровенные желания. Когда-то здесь бродили жрецы, они молились Осирису, поднимая головы вверх. Воздух становился нежнее, прохладней. Испещренные иероглифами колонны храма с редкими плитами, лежащими сверху, все не кончались; казалось, они бесконечно множились, как в компьютерном фильме.

– Теперь ты понимаешь? – спрашивала меня Аннет.

Теперь я понимал. Эти каменные исполины больше всего напоминали фаллосы – окаменевшие и вставшие из земли, накрытые кое-где треснувшими плитами. Солнце просеивалось в этот мир, как сквозь дырявую каменную марлю. Мы дошли до одной из колонн, в изнеможении опустились на ее основание. Я смотрел вверх и видел плывущее над собой серо-золотое небо. Оно было мирным и успокаивающим, это небо. Я понимал. Вероятно, женщины всего мира в этом месте, среди молчаливых колонн, чувствуют слияние души и тела. Я ощутил, как пальцы Аннет проникли ко мне в шорты. «Не надо…» – хотел я ей сказать, но не сказал. Странная сила, идущая от этих камней, входила в меня и заставила застыть не только тело, но и мысли. Аннет наклонилась, обхватила мой пенис губами, подвигала головой, потом отняла губы, прислушалась: в глубине колонного леса неподалеку от нас кто-то прошел. Мой орган был как колонна – холодный, каменный, я ему не принадлежал. Аннет, откинувшись спиной на колонну, запустила левую руку в ширинку моих шортов и, прикрыв глаза, с нарастающей энергией, почти исступленно, стала двигать рукой. Мне не хотелось кончать. Она же хотела этого космически. Из уважения к ней я пробовал представить незнакомую женщину в бикини, занимающуюся со мной сексом. Но не смог. Среди колонн опять кто-то ходил. Может быть – жрецы?