Максим, не ответив, тяжело поднялся. Его все еще мутило, но гораздо меньше.

– Сколько времени? – спросил.

– Без пяти девять.

– Бли-и-и-ин, – поморщился он. – Ну как так-то?

– Что? Встреча? – догадался Азамат.

– Ты это, – кивнул ему Вадик и оглянулся на кухню, откуда доносились развеселые крики, музыка, смех, – куда-нибудь уже давай иди. Не пались в коридоре. А то Дэн…

Максим метнул в него тяжелый взгляд.

– Я вашего Дэна урою.

– Ну, пока у тебя не очень-то получилось… Все-все, мы поняли, уроешь. Не смотри на меня так страшно, – шутливо вскинул ладони Вадик, потом повернулся к Азамату: – А вы давайте, пацаны, уводите этого Терминатора в комнату. Попалитесь – я за вас впрягаться не стану. Все, короче, я пошел. Вы меня не видели, ключ я вам не давал.

Вадик, высвистывая какой-то мотивчик, направился в сторону кухни.

Оказавшись в комнате, Максим первым делом принялся звонить Алене, но трубку она не брала. Обиделась… Максим взял телефон Азамата, набрал с него, но и там после вереницы монотонных гудков включился автоответчик.

Ну ничего, в понедельник они увидятся в университете, и он все ей объяснит. В конце концов, доказательства – налицо. Точнее, на лице. Однако сам снова схватился за телефон.

«Ну же! Ответь!»

Бесполезно. Потом она и вовсе выключила телефон. Точно, обиделась.

В комнату коротко стукнули, и Азамат с Иваном вздрогнули и переглянулись. Не дожидаясь ответа, в комнату заглянула девушка в ядовито-розовом спортивном костюме.

– Приветик. Мальчишки, у вас есть хлеб? А то забыли купить…

– Да, Оксан, сейчас отрежу. – Азамат отполовинил буханку белого и передал ей.

– Спасибо, Азаматик. – Она послала ему воздушный поцелуй, а потом перевела взгляд на Максима, и брови ее удивленно поползли наверх. – О! У вас что, новенький? А кто это тебя так?

Максим молча бросил на нее угрюмый взгляд исподлобья и снова уткнулся в телефон, набирая эсэмэску: «Прости! Не смог прийти. Позвонить раньше тоже не мог. Возьми трубку!» Вряд ли его послание возымеет действие, но он хотя бы будет знать, когда Алена вновь включит телефон.

– Никак Яковлев? Признавайтесь!

– Ну да, он, – буркнул Азамат.

– Вот сволочь! Он совсем уже зарвался! Ни в какие ворота. Надо на него в деканат заявить. Или коменде пожаловаться. В самом деле! Прямо в понедельник обо всем ей доложу.

– Не надо, я сам… – отложил телефон Максим.

– Ой, знаю я это ваше «сам». Вы-то партизаны еще те. Молча все его выходки терпите.

– Говорю же, сам с ним разберусь.

– Как тебя хоть звать-то?

– Макс.

– М-да, сильно же он тебя… – сочувственно вздохнула Оксана. – Больно? Мальчишки, у вас есть перекись, зеленка, йод? Хоть что-нибудь? Даже спирта нет? Как вы живете, пещерные люди?

Пацаны пожали плечами.

– Да нормально все, не суетись, – улыбнулся Максим, и ранка на губе, успевшая затянуться корочкой, порвалась и выступила кровь.

– Я вижу! Пойдем к нам, обработать надо. А то заразу еще, не дай бог, подцепишь.

– Да так все пройдет, – отмахнулся Максим.

– Не спорь со старшими! Пойдем-пойдем, – Оксана подхватила его под руку и потянула к двери.

Максим поупирался немного для проформы, мол, царапины, пустяки, чего там лечить, но, хмыкнув, все-таки поплелся за ней следом.

Комната девушек оказалась не в пример уютнее и опрятнее. Свежие обои в цветочек, абажур, коврик, полочки с книгами, мягкими игрушками и прочими прелестями. Из маленького бумбокса негромко пела какая-то навязчиво-популярная попсовая песенка. И пахло здесь как-то по-домашнему: мылом, духами, вкусной едой.

В дальнем конце комнаты, отшторенном висюльками из крупных деревянных бусин, обнаружилась еще одна девушка. Она сидела с ногами на кровати и читала. Но, увидев гостя, отложила книгу и вышла знакомиться.

– Маринка, а я раненого бойца привела, будет у нас жить, – пошутила Оксана. – А если серьезно, то это Макс из пятьсот двадцать второй. Глянь, как его Яковлев разукрасил. Тащи сюда аптечку.

Девушки усадили его в старенькое, продавленное кресло, прикрытое пестрым китайским пледом, а сами, как заправские медсестры, принялись обрабатывать ссадины.

– Завтра синяки будут, – посокрушалась Марина, втирая янтарную мазь. – Ну ничего, ты все равно хорошенький.

Что-что, а синяки Максима не волновали абсолютно. Пусть, главное, все цело, ничего не сломано.

Покончив с процедурами, девчонки настойчиво предложили отужинать с ними.

– Супчик! Куриный, с вермишелью, самое оно для измученного организма, – соблазняла Марина.

А Оксана тем временем уже разливала суп по тарелкам и резала хлеб. Ну как отказаться, когда такое гостеприимство? Хотя его и подташнивало, и совершенно не тянуло есть. Однако, чтобы не обижать девчонок, Максим пересилил себя и стал вяло хлебать суп, заодно расспрашивая про этого Яковлева. Врага нужно знать, и не только в лицо, а желательно со всех сторон.

– Яковлев – урод! – заявила Оксана. – Когда ему от тебя что-то надо, он добрый и милый. Когда не надо – «вали отсюда, овца тупая».

– Он такой двуличный! Перед комендой стелется, так она и думает, что Денис прям золотой мальчик.

– Да и вообще он козел! Когда расстался с Лизкой, стал встречаться с Викой, одногруппницей моей. Потом ему подвернулась более выгодная пара. Отец у нее важная шишка. Но сама, вот честно, ничего собой не представляет, зато какое самомнение! Притащил Дэн ее как-то к нам в общагу – так она с такой миной тут сидела. То не буду, это не хочу, а сама двух слов связать не может. Правда, потом напилась в хлам, так сразу с нее весь лоск слетел.

Девушки с увлечением, наперебой пересказывали ему местные сплетни и про Яковлева, и про остальных обитателей. Максим слушал вполуха, мыслями постоянно возвращаясь к Алене. Где она? Чем сейчас занимается? Что думает? Наверняка уже сделала выводы и снова включила глухую оборону. Черта с два теперь к ней пробьешься. Надо было подробнее написать, чтоб не думала, будто он забыл про нее или, не дай бог, намеренно кинул. Опять же, что тут напишешь подробнее? Избили и вырубили? Чтобы она там совсем с ума сошла? Нет уж. Лучше дождаться понедельника и поговорить лично.

В пятницу Изольда удивила всех, особенно Алену. Ее так вообще сразила наповал.

Вечно сварливая и язвительная со студентами, к Алене она чуть ли не с первого дня придиралась с каким-то особым тщанием. Будто сводила личные счеты и потому получала истинную радость, оскорбляя и принижая. Или же выбрала себе жертву и из спортивного интереса проверяла, насколько далеко можно зайти в своих презрительных высказываниях.