Я мотаю головой в сторону пустыни и Олег согласно кивает. Явно прокручивает в голове историю, которой будет со мной делится. Что бы с ним ни произошло, но мне его заранее жаль. Столько муки на его лице от вызванных воспоминаний.

Мы отходим к самой границе света, еще пара шагов и погрузимся в непроглядную темноту. Голоса и шум базы еле слышно, а вот звуки ночных обитателей оживляют ночь.

Усаживаемся прямо на холодный песок, под прикрытием валунов. Меня так и продолжает тянуть завести его подальше от лишних глаз. Такое чувство, что от злобного духа осталось только это. Какая-то всепоглощающая кровожадность. И странная сила.

— Рассказывай, — опережаю я его.

Его история явно будет невеселой, но моя — жуткой. Пойдем, значит, по нарастающей. Олег рассеянно перебирает песок, пропуская его между пальцев.

— У меня был друг… — он говорит медленно, но встряхивает головой, бодрясь. — А, что уж. Мы дали слово, можно говорить прямо. Для всех он был просто другом детства, сыном нашего казначея. Влад.

Голос его подводит, переходя в хрип. Целитель обращается к силе, то ли успокаивая себя, то ли смывая душевную боль.

— Влад был моим братом. Бастардом. Я об этом узнал случайно, сразу после посвящения. Сила у бастардов проявляется иначе. Может и вообще не проснуться, а может с самого детства, от сильных эмоций. Мой дар… В общем, после ритуала мы оба радовались. Но мне кажется, он больше. За меня.

Олег прикрывает глаза и откидывается на валун. Я даже дышу беззвучно, от предчувствия, сжавшего все внутренности. И уже не очень то хочу знать, что было дальше.

— Саницкие очень сильный род, Игорь. И, когда просыпается наша сила… Влад не справился. Его же не учили этому! Мы росли вместе, но он — как неодаренный. Я не знаю, почему мой отец так поступил. С ним я больше не разговаривал.

Он замолкает, шумно дышит с закрытыми глазами, справляясь с гневом. Через силу заставляю себя спросить:

— Что случилось?

Олег открывает глаза, поворачивается ко мне. Взгляд его горит пламенем. Тщательно скрываемые эмоции вырываются, поглощая, и его голос почти срывается в крик:

— Я пытался ему помочь! Я думал, что смогу! После ритуала, когда силы столько, что кружится голова… Влад испугался и запаниковал. И дар целителя вывернулся наизнанку. Сила, которая должна лечить, начала калечить его самого.

Целитель отворачивается и хватается руками за лицо.

— Это было страшно. Сила рвала его по кусочкам, пока он кричал. А я не успевал исцелять. Он умер, весь в крови, на моих руках. Его крики… Он умолял спасти его, а я не мог. Я никогда этого не смогу забыть. И в тот момент во мне проснулся мой родовой дар.

Олег вскакивает на ноги, начиная ходить передо мной взад-вперед. А у меня кожа покрывается мурашками… Кажется, я уже догадываюсь.

— Знаешь, а хорошо, что ты дал слово. Я хоть кому-то могу сказать. Боги дали мне дар, который мог бы спасти брата. Воскрешение, Игорь. В момент его смерти я понял это. Что могу вытащить его, могу договориться со стражем врат. Хвати мне знаний, хвати мне силы… Но мне не хватило. И я сам чуть не умер там. Неделю меня вытаскивали. Даже дед приехал из пустыни, чтобы помочь. Думаю, если бы не он, то и я бы давно стоял бы на суде богов, а мое сердце взвешивали на весах Маат.

Мой рот от шока распахивается так широко, что в него залетает какая-то мошка. Я кашляю, а целитель горько усмехается:

— Вот что случилось, Игорь. Великий дар, который не смог спасти брата и чуть не убил меня самого. Я никому не сказал, слишком зол был на семью. Они подумали, что я просто не справился, истощив себя. Взял больше, чем мог отдать. Поэтому меня и отправили в храм Маат. У целителей лишь одна слабость, не остановиться вовремя.

Его кулаки сжимаются, он скрипит зубами.

— А как? Как можно остановить себя, когда в твоих руках жизнь человека?! Как заставить себя дать другому умереть? Когда ты можешь ему помочь! — Олег отворачивается лицом к пустыне и замолкает.

Хтоническим елдаком мне по лбу, такого я не ожидал. Я не знаю, что ему сказать. И надо ли. Но вашу ж хтонь, серьезно, воскрешение? У меня голова идет кругом. Воскрешение! Понятно, что сейчас он никого с того света вытащить не может.

Да и вряд ли сможет в ближайшее время. Без правильного обучения, без помощи. А он никому не сказал. Да вот только, сдается мне, его тоже закроют где-нибудь. Поближе к императору, с такими способностями то. Ни у одного меня опасные тайны…

— А теперь — твоя очередь, — Саницкий берет себя в руки и поворачивается, сложив руки на груди. — И учти, если соврешь, я почувствую. Я был с тобой откровенен, и от тебя жду того же.

Насколько нерушима эта клятва? Проклятье, слишком мало знаю я об этом. Слово, данное императору, удалось обойти. Не напрямую, но все же. Но после такого, я не могу ему не довериться. Не хочу.

И я, набрав холодящего ночного воздуха в легкие, выдаю все на одном духу. Ну ладно, не на одном. Моя история уже обросла новыми деталями настолько, что за пять минут не уложиться.

Олег слушает молча, не перебивая. Только лицо вытягивается, а глаза округляются. Когда я замолкаю, тишина стоит еще пару минут. Ушастики пищат где-то совсем рядом. Обостренный нюх чувствует запах крови. Поймали мышь или еще какую мелочь, и пируют.

— Аааа… — выдает наконец целитель и захлопывает рот, клацая зубами. — Это многое объясняет. И многое — нет. Ох, демоны тебя забери, Игорь, у меня теперь столько вопросов!

— У меня тоже, — пожимаю плечами, добро пожаловать в мой мир вопросиков. — Но боюсь, как только я начну их задавать, для меня это ничем хорошим не обернется.

Он призывает силу, лихо закручивающуюся вокруг его тела, и смотрит на меня:

— Ты видишь, да? — я киваю. — С ума сойти. Я знаю, что некоторые могут ощущать, слабо. Целители — другое дело. Мы чувствуем чужую силу во время исцеления, так оно работает. Без этого невозможно правильно диагностировать. Поэтому я и… То, что творится с твоей — я никогда о таком не слышал даже.

— И как она, ну, ощущается? — вот он, безопасный источник хоть какой-нибудь информации.

— Хм, колючей, — он втягивает голову в плечи и ежится. — До Константинополя твоя сила была чистой, как свежевыпавший снег, морозящей. Потом начала кусаться горящими искрами. Неприятно, но терпимо. Но после патруля… Она словно вцепляется, прожигая насквозь. Сопротивляется и… Не знаю, мне показалось, что вытягивает что-то. Из воздуха, из меня. Жуткое ощущение. Это уже не неприятно, но еще не больно. Где-то на той грани, когда хочется инстинктивно одернуть руку.

Хреновый расклад. Как то так я и предполагал. Значит и правда к целителям мне теперь нельзя. Только к одному.

— Та змея, в пустыне, что ты с ней сделал?

— Да если бы я знал! — меня его откровения немного расстраивают.