И только он сел к столу, достал блокнот и ручку, как открылась входная дверь и вошла Лиля.

Значит, она была не дома, а в саду.

Ну да, на ногах сапоги, на руках грубые рукавицы… Наверное, мела дорожки там, за домом, вот Сергей ее и не увидел.

А теперь увидел. Смотрел и не мог насмотреться. Да что же за женщина, ну почему она не меняется, как бы даже не стареет? Или он просто смотрит на нее все теми же глазами, которыми смотрел всегда? Глазами влюбленного? А ведь любовь – это магическая вуаль!..

– Здравствуй, – сказала Лиля растерянно. – А откуда ты узнал, что я вернулась?

«Хорошенькое приветствие от якобы любящей женщины, – мрачно подумал Сергей. – Видимо, она не хотела, чтобы я об этом знал?»

– Иван Илларионович сказал, – ответил холодно. – Он приехал по своим издательским делам и решил устроить в местном отделении Союза писателей презентацию нескольких книг, выпущенных им в Лондоне, в том числе и твоей.

Лиля кивнула:

– Да, он мне звонил, говорил, что пришлет пригласительные билеты, но…

«Но не предупредил, что передать их припрется некий Сергей Морозов!»

– Вот билеты. Увидимся, – сказал он холодно.

– Увидимся, – растерянно повторила Лиля.

Сергей пошел к двери, но не выдержал – обернулся и спросил:

– А ключи от моей квартиры сохранила?

– Сохранила, – с запинкой ответила Лиля.

– А почему не воспользовалась?

Собственно, именно ради этого вопроса он и приехал сюда, хотя Иван Илларионович предлагал отправить билеты почтой.

Ну?! И что же услышит в ответ?!

Лиля отвела глаза:

– Мы… плохо расстались. Давно не общались, и я не знала, чего мне ждать. – Резко вздохнула: – Да и сейчас не знаю.

Сергей не выдержал: шагнул к ней, обнял, прижал к себе… И Лиля жадно обхватила его обеими руками.

– Она не знает, чего от меня ждать! – с негодованием пробормотал Сергей. – Собирай вещи, я тебя забираю!

А Лиля… А Лиля вдруг отпрянула, покачала головой:

– Нет, Сережа. Нет, Сережа, я не могу. Не могу оставить маму, папу. И ты не представляешь, Кира в каком состоянии!

Его разум словно захлестнуло волной ярости и обиды:

– И Камышев под боком? Он здесь живет?

– Здесь, – пожала плечами Лиля – и как ни в чем не бывало пожала плечами! – Ну, живет и живет!

– Понятно, – усмехнулся Сергей. – Значит, между нами – только бизнес.

– Сережа… – простонала Лиля. – Ты не хочешь меня понять!

– А ты – меня, – холодно сообщил он. – А ты – меня!

До смерти хотелось ее поцеловать, но сейчас Сергей не мог пересилить обиду.

– Карамелька моя, Карамелька, – вздохнул с горечью. – Ладно! Увидимся!

И ушел.

А Лиля села за стол и сквозь слезы уставилась на билеты. Что за ерунда, зачем ей все это нужно, эта презентация? Не пойдет она никуда, все равно никто не явится! Провал ее ждет, полный провал!

Ну, разумеется, на презентацию Лиля все же пошла. Невозможно было оскорбить добрейшего Ивана Илларионовича и не появиться!

К ее изумлению, народу собралось – море. Еще бы, книжки запрещенных авторов, книжки русских эмигрантов – и одна авторша-эмигрантка собственная, ветровская: Лилия Камышева! Ее книгу Ростопчин переиздал уже в Москве, в том совместном предприятии, которое организовал с Сергеем Морозовым, сотню экземпляров привез в Ветровск – и пожалел, что не привез больше. Книжку расхватали мигом, Лиля устала давать автографы. Было очень приятно, что это видят отец с матерью, Родион, Аришка – и даже Катерина, которую черти принесли из Москвы и которая снова водворилась в Дом с лилиями.

Немалую ложку дегтя в эту солидную цистерну с медом подлило появление Сергея, который пришел в сопровождении какой-то хорошенькой блондиночки по имени Анечка – как оказалось, стажерки из его редакции.

Ну, тащить какую-то стажерку из Москвы в другой город можно только в том случае, если неохота с ней расставаться, мигом сообразила Лиля – и ожесточилась. Она следила за Сергеем злыми глазами – и украдкой вслушивалась в его разговор с Ростопчиным.

Тот сетовал, что московские типографии гнут огромную цену, считая, что издатель-эмигрант ворочает баснословными деньжищами, а так как это не соответствовало действительности, выпуски тиражей становятся невыгодными. Внезапно вмешался Родион, который, конечно, тоже не спускал ревнивых глаз с Сергея и держал ушки на макушке.

Родион рассказал Ростопчину, что был в Ветровске председателем горисполкома, что у него остались связи и в типографии, и на бумажном комбинате, так что он, Камышев, вполне может ими тряхнуть и изрядно сбавить цены на заказы. Новому издательству есть прямой смысл перевести тиражи в Ветровск. Здесь же нетрудно устроить склад готовой продукции, отсюда и отгружать книги в торговые точки. На складе вполне может заведовать Лиля.

Сергей возмутился, однако Ростопчину предложение Родиона показалось весьма дельным. Решено было попробовать.

Лиля не сомневалась, что Родион пойдет на все, чтобы обставить Сергея. Ну что ж, это ведь на пользу делу! А Сергей пусть остается со своей блондиночкой. Это же надо, просить Лилю выйти за него – а на другой день притащить с собой какую-то стажерку! Нет уж, теперь он останется у разбитого корыта, а Лиля – хватит, насиделась около него!

Она не ожидала, что сегодняшний успех придаст ее бывшему мужу решимости взяться, наконец, за то, к чему он никак не решался приступить.

Тем же вечером Родион пришел к ней в спальню. Якобы для того, чтобы еще раз поздравить с выходом книги, с большим успехом… Голос его так дрожал, он так нервничал, что Лиля насторожилась.

И не зря.

– Лиль, тут… такое дело, – взволнованно заговорил Родион. – Черт… не знаю, как начать…

Он постоял, глядя в окно, за которым сгущались сумерки, потом обернулся.

– В общем… Давай снова поженимся.

Лиля взглянула на него с изумлением и испугом. И жалостью, потому что заранее знала, что ответит.

– Я не смог тебя забыть, – твердил Родион. – Я все эти годы любил тебя. Ты когда уехала, я… я смысл жизни потерял! Ты знаешь, я спать по ночам не мог. Незачем было просыпаться!

Да, было жаль его, нестерпимо жаль! И Лиля знала, что виновата перед ним. Но… Они это уже проходили. И Лиля больше не хотела повторять прежних ошибок – даже если это причинит боль человеку, который верно и преданно любит ее.

– Родя, нет, – сказала решительно.

Его как будто подкосили эти слова. Камышев упал на колени, взмолился:

– Но мне никто, кроме тебя, не нужен, ты это понимаешь?! Никто, только ты… Так оказалось, что я в этой жизни однолюб!