— Я не уверен. Это было очень давно.

— Это был старинный латунный ключ?

— Я не могу вспомнить, Мила. А что?

— Черт. Мне нужно идти. — Я схватила свою сумочку, когда услышала голос позади себя.

— Что, во имя Христа, здесь происходит?

Я замерла, мой позвоночник стал ледяным.

— Святой, — прошептала я и повернулась, только вздрогнув под его гневным взглядом. Синие сапфировые глаза горели адским пламенем, от его сильной фигуры исходила ярость. — Не хочешь просветить меня, что за хрень здесь происходит?

Я взглянула через его плечо на Виктора, который стоял в нескольких футах от нас, похожий на бродячую собаку, которую поймали на краже мяса с черного хода мясника.

— Сэйнт, мы просто разговаривали.

Его смертельный взгляд был устремлен на отца.

— Ты слишком много раз меня обманывал, старик.

19

СВЯТОЙ

В записку я мог поверить. Это был почерк Милы, ее оправдание, что она не хотела беспокоить меня в моем офисе, было правдоподобным. Конечно, тот факт, что она ушла, не спросив разрешения, выводил меня из себя, но потом я вспомнил ночь, которую мы провели на крыше. Ночь, когда я сделал ей предложение. Я поклялся, что сделаю все возможное, чтобы перестать контролировать ее. Что она больше не моя пленница, а моя жена. Моя ровня. Так что после нескольких дыхательных упражнений мне удалось успокоить себя.

Но тут позвонил Виктор и сказал, что Мила просит отвезти ее в какой-то модный бутик в двух кварталах к востоку от нас, в то время как устройство слежения, которое я вложил в каждый из ее чертовых кошельков и сумочек, показало, что моя жена на самом деле находится на другом конце города. Точнее, в итальянском ресторане. Мне потребовалось двенадцать секунд, чтобы выпытать у Виктора правду, и уже через семнадцать минут я был в пределах ресторана.

Как только я увидел Милу, сидящую за барной стойкой рядом с моим отцом, мое сердце заколотилось о ребра, как проклятая бомба замедленного действия, готовая вот-вот взорваться. Горькая желчь ярости подступала к горлу, а мысли метались в голове, перебирая все "что за хрень", вызванные всем этим сценарием. Какого черта она здесь делала?

Я сжал кулаки, а мое зрение сфокусировалось на жене и очевидной лжи, которая привела нас сюда. И тут появился он. Мой отец. Гребаная правая рука самого Сатаны, и я был в двух вдохах от того, чтобы схватить первый попавшийся нож и метнуть его прямо в его гребаную спину с другого конца ресторана. Я понятия не имел, что, блядь, происходит, почему они встретились. Все, что я знал, это то, что мне нужно увезти свою беременную жену как можно дальше от этого чертова демона.

Мои итальянские кожаные туфли пробили борозды в полу, когда я ворвался к ним с огнем на каблуках. Мила торопливо схватила свою сумочку, но, когда услышала мой голос, ее ноги словно прилипли к проклятой земле. Отец, как всегда, притворился невозмутимым, словно мое внезапное появление и враждебное присутствие ничуть его не смутили.

Если бы он только знал, как сильно я хочу вогнать клинок в его проклятый череп.

Мой отец встал с кресла и поправил пиджак, выражение его лица было каменным.

— Я попросил Милу встретиться со мной.

— Какого хрена ты это сделал? — Я выдохнул ядовитые слова сквозь стиснутые зубы, тяжело дыша через нос.

Мила положила руку мне на локоть, но ее прикосновение обожгло так же, как обманчивые слова в записке. Я отпрянул от ее прикосновения и устремил свой смертоносный взгляд на отца, в ярости готовый закончить эту войну прямо здесь и сейчас.

Он расправил плечи — еще один способ дать мне понять, что я его не пугаю.

— У нее будет мой внук. Я счел уместным познакомиться со своей невесткой поближе.

Мой гнев бурлил в венах, в костях, и он хотел вырваться наружу. Он хотел сорвать с меня эту чертову кожу и сожрать все на своем пути.

— Послушай меня, старый ублюдок. — Я стиснул челюсти и шагнул вперед, тыча пальцем прямо в его ублюдочное лицо. — Она для тебя никто. Ты меня слышишь? И не думай, что я хоть на секунду позволю тебе приблизиться к моему ребенку. У тебя никогда не будет привилегии быть дедушкой. — Я придвинулся ближе, чтобы он мог почувствовать ярость в моем горячем дыхании, но отец продолжал стоять на своем. — Если ты еще раз приблизишься к моей жене, я убью тебя. Если ты хоть раз произнесешь ее проклятое имя, я перережу тебе горло, пока ты спишь. Ты понял?

— Господи, Святой. Прекрати, — с отчаянием попросила Мила, обхватив пальцами мой локоть. Но я просто вырвался из ее рук и посмотрел на отца острым, как кинжал, взглядом. Ядовитая смесь ярости и ненависти уже овладела мной и лишила меня всякого здравого смысла. Здравый смысл, в том числе и тот, что убийство на людях не одобряется.

— Мы с Милой просто поговорили по душам. — Голос отца был спокоен, выражение лица не поддавалось прочтению. — Нет необходимости устраивать сцену.

— О, поверь мне, это не сцена. Сцена — это когда я разбиваю твой череп о гранитную столешницу. Вот это была бы сцена.

— Святой. — Мила встала между мной и отцом, спиной к нему, и ее пристальный взгляд остановился на мне. — Послушай меня. Ты должен отвезти меня домой сейчас же. Пожалуйста. — Ее голос был тихим, но я уловил легкую дрожь, которая отражалась в ее словах. Отчаянная просьба не превращать меня в человека, который убил ее предполагаемого друга. Или в человека, убившего ее брата-психопата. Боже, я был на грани. Я был на грани того, чтобы превратиться в этого человека. — Сэйнт, пожалуйста. Тебе нужно кое-что узнать, но сначала мне нужно вернуться домой.

Я опустил свой огненный взгляд на нее и на секунду подумал только о том, как наказать ее. Заставить ее пожалеть о том, что она солгала и пошла за моей спиной на встречу с человеком, которого я ненавидел больше всего. Все, что я видел, это оттенки красного, ее кожу, ее боль… боль, которую я причиню. Но потом я заметил, как дрогнула ее нижняя губа, и она потянулась за ухом, рассеянно касаясь своего шрама, верный признак того, что она нервничает. Боится.

Черт. Мне пришлось заставить себя сделать вдох, выдохнуть и заставить себя держать себя в руках. Я обхватил пальцами