Эти вот точные и ясные даты и были тем толчком, заставившим абсолютное большинство, инертные массы, поверить и качнуться в эту сторону с их деньгами и голосами в поддержку.

Правда, хотя это и подавалось в прессе как решительный и окончательный перелом в общественном сознании, однако же сами ученые оставались глубоко разочарованными.

Субсидии появились, да, все верно, но все же недостаточно, чтобы решить проблему в ближайшие годы, как, вообще-то, можно было бы. Создавалось впечатление, что абсолютному большинству все равно, будут они жить столько, сколько сами захотят, или же постареют и умрут.

Денег для научных исследований прибавилось, однако на яхты, личные самолеты и антиквариат, который уж точно станет ненужным при достижения сингулярности, по-прежнему уходит основная масса денег, и с этим уже ничего не поделать, человечка так просто не переделать.

Он напряженно работал, не обращая внимания на разговоры за спиной и шарканье ног, наконец в его сознание прорвался робкий голос Аллуэтты:

– Шеф, обедаем здесь?

Он оглянулся, она стоит снова скромная и тихая, косынка комсомолки плотно охватывает лоб и закрывает его по самые брови, делая глаза еще выразительнее и заметнее.

– В смысле, – сказал он в затруднении, – на рабочем месте?

– За общим столом, – пояснила она, – или спустимся вниз в кафешку?

Он отмахнулся:

– Иди в кафешку. А мы пообедаем здесь.

– Тогда и я здесь, – сообщила она. – Максим, насколько это серьезно… ну, размораживание? Я имею в виду реальные сроки?

Он посмотрел на нее в удивлении:

– Я же сказал, где-то около года это займет… в общем. Хотя, как уже сказал, не всех, конечно. К примеру, самый первый из крионированных, доктор Джеймс Бедфорд завещал разморозить его, когда сумеют лечить рак. Но, как видим, получилось так, что возвращать к жизни крионированных научились раньше, чем справились с его формой рака. У него очень редкий и упорный, будет пробуждаться быстро и резко снова и снова. Нужно сперва найти ключ от него, а уже потом…

Она спросила быстро:

– Остальных можно сразу?.. В смысле через год, когда подпишут все бумаги?

– Да, – ответил он и спросил с настороженностью: – Через полгода или год, что вероятнее. А почему такой внезапный интерес?

– Да так, – ответила она уклончиво, – стараюсь вжиться в ваш мир. Быть полезной. Хоть чуточку.

Они обошли массивную громаду ККК-3С, Максим в сердитом изумлении уставился на пышно накрытый стол, в центре торт с зажженной свечкой.

За столом уже с довольными рожами Джордж, Георгий, Анечка и Евген, а Френсис вскочил и с сияющими глазами приготовился услужить со стулом то ли шефу, то ли Аллуэтте.

Максим мрачно осведомился:

– Это по какому поводу?

Аллуэтта прощебетала:

– Коллектив решил, что раз сегодня выходной день, а все мы вышли на работу, то работа для нас – праздник.

Анечка прокричала счастливым голоском:

– А какой праздник без торта?.. Ура шефу!

Максим сказал саркастически:

– Что-то раньше такое коллектив не решал. Что изменилось?

Френсис перехватил его подозрительный взгляд в сторону Аллуэтты.

– Жить стало легче, – сказал он поспешно, – жить стало веселее! Времена меняются, шеф. Тяжелая работа должна быть в радость. Тяжелая работа сама по себе награда!

– Где-то я это уже слышал, – сказал Максим подозрительно. – От гномов вроде бы. Ладно, потом проведем дознание, во что баймите на установке за триста миллионов долларов… Это что за хрень?

– Селедка под шубой, – объяснила Анечка. – Хотя это не селедка и шубы там нет, но все равно есть можно. Невкусно, зато полезно.

Максим хмыкнул: по запаху чувствуется, что вкусно, но в любом коллективе шеф служит мишенью, так что ладно, привык, только бы Аллуэтту не приучили. Дурочка может подумать, что в самом деле не уважают. Но если раньше было все равно, то сейчас почему-то не хотелось бы, чтобы так решила.

Он видел, как она поглядывает с изумлением на яства: как же, самое изысканное, что подают только миллиардерам за большие деньги. Не понимает, что эту ерунду синтезировать проще всего, куда труднее создавать образцы нервной ткани не перебором случайных вариантов, как делалось еще недавно, а сперва рассчитать и составить формулы, получить виртуальный объект, проверить, как себя ведет, а затем начинать воссоздавать средствами объемной печати.

Аллуэтта в самом деле не могла ощутить разницы между блюдами из редчайших моллюсков, выращиваемых только в одном месте в мире, и этими, выползающими на лоток принтера, в доме отца она напробовалась их достаточно.

Надо будет, решила она, в разговоре со старыми знакомыми обронить как бы невзначай, что на работе они все перекусывают Северным Сиянием и пьют андрогрейп, и это для них не что-то особое, а так, вроде бутербродов на ходу.

Она ела с аппетитом, опередила всех, остальные не спешат, вальяжно переговариваются. Френсис, усмешливо поглядывая на Анечку и Аллуэтту, сказал лениво:

– Наша проблема еще и в том, что мозг с возрастом просто-напросто уменьшается. Нервные клетки отмирают и отмирают. У девяностолетнего мозг всегда весит на сто пятьдесят грамм меньше, чем весил его же мозг сорок лет назад. А когда мозг на уровне десятилетнего, то, сами понимаете, такой человек асоциален. Сейчас мы видим, как в обществе все больше здоровых, крепких людей с крохотным мозгом. От их разрушительной деятельности нас спасает только то, что мы их в изобилии кормим, развлекаем, даем возможность трахать всех, все и даже себя, и они этим счастливы. Но сейчас они пока что в меньшинстве, а вот когда их будет больше и больше…

Аллуэтта зябко передернула плечами:

– Какой ужас!

Френсис сказал гордо:

– Гениальность нашего шефа в том, что он отыскал способ, как стимулировать рост нейронов заново. Не печатать нервные клетки, как пробуют другие, это тупиковый вариант, хотя он и дает временный эффект, а выращивать новую ткань просто в мозгу!.. То есть запустить туда, грубо говоря, ядра нейронов, это я для доступности, а они там пустят корни и начнут выращивать новые как бы стебли…

Анечка сказала Аллуэтте заботливо:

– Не слыхала, что мозг с возрастом уменьшается? Сейчас даже старухи на лавочке у подъезда обсуждают не длину юбок у нынешней молодежи, а с какой скоростью уменьшается мозг с возрастом и как им замедлить этот процесс…

Она спросила с надеждой:

– А что, можно замедлить?

– Пока нет, – ответила Анечка честно, – даже путей нет… А сейчас Френсис скажет, что мы дуры потому, что у нас мозги намного легче. И поменьше в размерах.

Френсис сказал великодушно: