— Эй, глянь-ка.

Диктор рассказывал, что у полиции нет никаких зацепок в деле Роберта Риди, тридцатипятилетнего мужчины, накануне обнаруженного мертвым в собственной машине. В репортаже показали полицейских, стоящих рядом с красным «корветом», а затем панораму окрестных лесов.

— Это рядом с тем местом, где мы играли в воскресенье, — сказала Джейн.

— Свалим все на оборотней, — отшутился Пол.

Но Джейн не унималась:

— Энни, ты ничего странного не заметила?

— Только вас, — ответила я.

Они рассмеялись.

— Человек всего три дня на юге, а уже начинает тянуть слова, — сказал Пол. — Так держать, Энни.

Значит, его звали Роберт Риди. И я его убила.

Они пустили по кругу трубку, и, когда она дошла до меня, я решила затянуться и посмотреть, поднимет ли это мне настроение. Но марихуана не действовала на меня.

Все пустились в длинные бессвязные разговоры. Один крутился вокруг неспособности Пола найти ключи от машины, затем все начали выдвигать версии, куда они могли завалиться, и все закончилось бесконечным бормотанием Джейн: «Они где-нибудь да есть».

Я не болтала, а просидела остаток ночи, разглядывая узор на потертом ковре на полу, уверенная, что он должен содержать важное послание.

В последующие вечера я всегда отказывалась от трубки.

— Энни и курить не надо, она и так все время под кайфом по жизни, — заметил Пол.

Когда я вспоминаю время, проведенное в Эшвилле, оно ассоциируется у меня с песней, которую Пол часто крутил на домашнем стереоцентре, — «Мертвые души» группы «Джой дивижн».[20]

Спала я мало, ела и того меньше и целыми часами ничего не делала, только дышала. Часто, обычно около трех часов ночи, я задумывалась, не заболела ли я и даже — не умираю ли. У меня не было сил искать маму. Я подумывала вернуться домой и передохнуть… но что тогда подумал бы обо мне отец?

Иногда я подходила к окну, чувствуя чье-то присутствие снаружи. Порой мне было слишком страшно, чтобы посмотреть. Что, если меня поджидает призрак Риди? Но когда я осмеливалась выглянуть, то не видела ничего.

Каждое утро меня встречало неизменно зыбкое отражение лица в зеркале. Хотя я и выглядела более здоровой, чем на момент отъезда из Саратога-Спрингс. Так что большую часть времени я проводила либо в собственных грезах, либо тусовалась с Джейн.

Представления Джейн об удачном дне сводились к следующему: допоздна спать, много есть, а потом фланировать по Эшвиллу, периодически болтая с Полом по мобильнику. (Пол работал на полставки в лавке, торговавшей сэндвичами, и каждый вечер приносил домой бесплатную еду.) Джейн оттачивала искусство «экономии» (прочесывая комиссионки в поисках сокровищ): она могла зайти в магазин и просканировать ряды вешалок так быстро и с такой точностью, что уже через несколько секунд говорила: «Бархатный пиджак, третий ряд в центре» или «Только лохмотья сегодня. Двигаем дальше».

И мы двигали дальше в кофейни или в книжные лавки «Новой эры», где читали книги и журналы, ничего не покупая. Однажды Джейн стянула колоду карт Таро, и у меня внутри что-то шевельнулось. Совесть? Я обнаружила в себе желание сказать ей что-то, велеть ей отнести их назад. Но промолчала. Разве может убийца проповедовать нормы морали магазинному воришке?

Два-три раза в неделю мы отправлялись в супермаркет, и Джейн закупала продукты. Когда я предлагала поучаствовать в оплате, она обычно говорила: «Брось. Все равно ты ешь как птичка».

Обычно я действительно ела немного. Но изредка меня накрывало волной голода, и тогда я пожирала все, что могла найти. Растили меня вегетарианкой, но теперь я жаждала мяса — чем сырее и кровавее, тем лучше. Однажды ночью, сидя в одиночестве у себя в комнате, я съела фунт сырых котлет. После этого я ощутила прилив энергии, но спустя всего несколько часов он иссяк. Мне подумалось, что должен быть лучший способ справляться с такими вещами.

Иногда мы собирались вместе с магами и оборотнями на игру. У каждого игрока имелась придуманная личность, куда интереснее настоящей. Зачем считать себя студентом-недоучкой, или механиком, или официантом в забегаловке, когда вместо этого можно быть волшебником, оборотнем или вампиром?

Однажды вечером мы встретились с командой в клубе в центре городка. Место напоминало амбар, длинное здание с высокими потолками. Музыка в стиле техно отражалась от стен, мутные голубые огни освещали танцевальную площадку. Я прислонилась к стене и приготовилась наблюдать, а потом обнаружила, что танцую с мальчиком не выше меня ростом — миловидным подростком с красивой кожей и темными вьющимися волосами.

Потанцевав немного, мы вышли на задворки проветриться. Он курил сигарету, а я смотрела на небо. Ни звезд, ни луны. На миг я утратила всякое представление о том, кто я и где я. Придя в себя, я вспомнила о том эпизоде «В дороге», когда Сол просыпается в незнакомом мотеле и не может вспомнить, кто он такой. Он говорил, что собственная жизнь показалась ему населенной призраками.

— Ты кто? — спросил меня кудрявый мальчик, и я ответила:

— Привидение.

Он смутился.

— Пол… в смысле, Лемур, сказал, что ты вампир.

— И это тоже.

— Прекрасно. Я донор.

Я сложила руки, но глаза мои прикипели к его шее — его нежной, белокожей, тонкой шее.

— Ты возьмешь меня?

Мне хотелось поправить его в плане терминов. Хотелось поговорить с ним разумно, пожурить за игры с огнем. Но гораздо сильнее я хотела крови.

— Ты уверен?

— Однозначно.

Наклоняясь к нему, я машинально открыла рот и услышала, как он сказал:

— Ого! Да ты крута!

В тот вечер я научилась сдержанности. Я выпила ровно столько, чтобы приглушить голод. Когда я оторвалась от него, он поднял на меня глаза с расширенными зрачками, в которых плескался экстаз.

— Ты взаправду это сделала, — выдохнул он.

Я отодвинулась, утирая губы рукавом жакета.

— Никому не говори. — Я не смотрела на него. Мне было уже стыдно.

— Не скажу. — Он провел ладонью по ранке на шее и поднес ее к глазам, разглядывая собственную кровь. — Ух ты.

— Прижми ее чем-нибудь. — Я нашла у себя в кармане жакета салфетку и протянула ему.

Он прижал салфетку к шее.

— Это было восхитительно, — сказал он. — Я… люблю тебя.

— Ты меня даже не знаешь.

Он протянул свободную руку.

— Я Джошуа. А теперь я вампир, как ты.

«Нет, не вампир», — хотела я сказать, но не стала возражать ему. В конце концов, он просто играл.