Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алина расплатилась и вышла из машины. В окне Максима горел свет, но домой она не спешила. Алина села на скамейку, чтобы дождаться, когда ее сосед ляжет спать. Она не хотела ни с кем видеться и разговаривать. И лишь единственный вопрос волновал ее: почему она плачет? Даже после той измены не было слез. Да, было неприятно, больно, трудно. Но не слезы. А теперь вся косметика размазана по лицу, ощущение, что под ливень попала. Что это такое — возраст или степень разочарования в жизни? Она никак не могла понять, но одно знала точно: нельзя допустить, чтобы Макс увидел ее в таком состоянии. Он все поймет и наверняка скажет, что именно такой исход и предполагал. Это она глупая, а Максим умный, он бы ни за что не попался на эту удочку. Нет, нужно дождаться, пока в его окне погаснет свет. Нельзя появляться перед ним вот так вот. Только не сегодня, иначе со стыда она просто умрет.
Глава 13. Дурное предчувствие
Выходные оставили после себя мало приятных впечатлений. Всю субботу Максим провел за накопившейся за время его частых отсутствий в офисе работой, так и не дождавшись, что Алина придет ночевать. Видимо, она полностью погрузилась в новые отношения, не только отдав свое сердце другому, но и потеряв, походу, между делом последние мозги. Ну как так можно бросаться в омут с головой и не думать о последствиях? Кто этот Саша, что он из себя представляет? Она ведь знает его всего ничего! Максима грызла ревность и злость, но еще больше он боялся за Алину, в чьей рассудительности и адекватности сейчас нельзя быть уверенным. Так Максим пришел к выводу, что, пока не поздно, нужно брать все в свои руки. По связям он пробьет Сашу, чтобы понять, можно ли этому мужику вообще доверять. И сделает он это сразу, как только закончит с Матильдой, убийство которой все еще не выходило у него из головы.
Максим сомневался. Допрос, истерика Фролова, его мольбы о помощи… Складывается впечатление, что жалкий лицемер просто в ужасе. Ну нельзя же так ловко отыгрывать страх! Выходит, то, что он говорит, правда. Теперь нужно выяснить, кому вся правда известна еще.
В воскресенье Максим, как и обещал Марине, отправился на похороны, если это можно так назвать. Прах Матильды Егоровой отдали брату, и после того, как все знакомые, пожелавшие вместе с близкими почтить ее память, разошлись, четверка в том же составе, что и вечером в пятницу, помянула усопшую в баре и разъехалась по домам. Максим не решился нарушить атмосферу скорби и печали, царившую в тот момент, и не заикнулся о своих сомнениях. Но по дороге его словно заклинило, как в перемотке. В голове крутились одни и те же мысли, назойливо подталкивающие к действиям, о которых он не имел ни малейшего понятия. Что ему следует предпринять? Ведь все уже решено, дело почти закрыто. И стоит ли в таком случае ворошить прошлое? Наверное, стоит, если это прошлое было настоящим еще неделю назад.
Дома он оказался только в восемь и принялся дожидаться свою горе-соседку, ведь согласно календарю на холодильнике ей завтра нужно на смену выходить. Ну уж сегодня она точно должна появиться. Максим смиренно прождал Алину до часу ночи, на большее просто не хватило сил. Какая же глупая! Так и работу потерять недолго, и что тогда? Или у них с Сашей все настолько далеко зашло, что тот согласился оплачивать все Алинины расходы? Максим вырубил свет и свалился без задних ног: морально слишком устал. После таких выходных нужны еще одни выходные.
Утром следы пребывания Алины в квартире все же были обнаружены, и эта внезапная конспирация Максима неслабо насторожила. Она ведь могла и зайти к нему, разбудить, поболтать. С четверга же не виделись! И привычной записки на холодильнике почему-то нет. Странно. Однако звонить Алине на мобильный и выяснять детали он уже не успевал. Надеясь словить ее вечером и вытрясти из башки девушки всю собравшуюся там дурь, Максим помчался на работу, потому что за прошедшие два дня ограблений, убийств и смертей однозначно не стало меньше, а ему о них еще весь день писать.
Редакция жила своей обычной жизнью: громкие переговоры, бесконечные звонки, со всех сторон доносится клацанье пальцев по клавиатуре. Читателей более-менее отпустило после новостей об аресте персонального тренера Фролова, комментариев и реакций на статью стало значительно меньше, и времени на другую работу, слава Богу, прибавилось. Максим принялся разгребать типичный для понедельника новостной завал, бесконечно отвлекался на рабочий телефон и окончательно освободился только к обеду, наконец взяв в руки свой собственный. Он хотел набрать следователя Евгения Скворцова, чтобы поговорить с ним насчет не покидающих его сомнений, но Жека (именно так был записан в контактах Максима тот) опередил журналиста, прислав еще пару часов назад короткое сообщение: «Будет время — позвони».
«А неспроста», — подумал Максим. Одновременно с этой мыслью он нажал на вызов, и ответ на другом конце не заставил себя долго ждать:
— Макс, привет. Думал, ты будешь занят, поэтому не решался побеспокоить. Как жизнь?
— Да нормально. Только закончил разгребаться, собираюсь перекусить. А у вас что нового?
— Да так, работаем, но пока похвастаться нечем. Слушай, сможешь сегодня подъехать к нам?
— О чем вопрос, конечно. Только зачем?
— Да у нас все те же на манеже. Ты нужен по делу Егоровой. Откуда ни возьмись у этого упыря Фролова нарисовался состоятельный дружок, потому весь отдел теперь вынужден пахать в два раза больше и быстрее, а нанятый за большие бабки адвокат только и делает, что безостановочно жалобы строчит. Ну и выбил он своему клиента личную встречу с тобой. Да, не удивляйся, Фролов буквально помешался: орет, как обезьяна в клетке, что разговаривать будет исключительно с журналистом и больше ни с кем. В общем, ты согласен подъехать к половине третьего? Это не займет много времени, каких-то минут пятнадцать, не больше.
— Договорились. Давай.
В назначенное время Максим был на месте, ожидая, когда же появится Фролов. Задержанного сопровождал конвой, однако после оказалось, что беседа пройдет строго конфиденциально и с глазу на глаз: как только Фролов сел, комнату, непохожую на допросную, гораздо более комфортную и с мебелью внутри, покинули абсолютно все.
— Привет. — Губы Артура были искусаны, он трясся, заметно осунулся