— Мадмуазель Анна, вы в Петербург направляетесь? — Глинка тоже снял меховую шапку и помахал ею, склонившись в шуточном поклоне.

— Угу, — сказал безусый азиат.

— Да, господа, мне мой батюшка велел мир посмотреть и себя показать.

— А давайте проделаем остаток дороги вместе…

— Боюсь, господа, что в наш дормез вы не поместитесь, там много вещей.

Глава 16

Событие сороковое

На дороге всегда так… всякий, кто едет медленнее вас, — слабоумный; всякий, кто едет быстрее, — псих.

(Вы замечали: всякий, кто едет медленнее тебя, — идиот, а всякий, кто быстрее, — дебил.)

Джордж Карлин

В Москву Сашка ездил на почтовых лошадях. Ходил оформлял подорожную денежку платил. Не так и много. Четыре копейки верста. А с другой стороны, от Тулы до Москвы, а потом от Москвы до Питера, получится вся тысяча вёрст. А это уже четыре тысячи копеек. Ну, тоже не бесконечные деньги. А обеды или там ужины на станциях или постоялых дворах. А сам ночлег в этих клоповниках. Все же авторы книг, где путешествие по России описывают, начиная с Радищева, ругают ночевки в сих заведениях. И наше всё в «Станционном смотрителе» отметился. Тут про Радищева Сашка неожиданно вспомнил в дорогу собираясь. Началось с того, что зашёл он в гостиную, а там Машка Аньке книжку вслух читает. И что-то знакомое читает. Сашка подошёл посмотрел обложку и офигел. Это был далеко не рыцарский роман. Это была явно запрещённая, ну раньше так точно, книга «Путешествие из Петербурга в Москву» господина Радищева. Кох уже один раз из-за этой книги пострадал, а потому изъял и сжег. Оказалось, была эта книженция в кабинете отца спрятана в другой обложке, а эти читательницы нашли и решили приобщиться. А пострадал Кох ещё в Харькове в танковом училище. Дал ему комсорг поручение там к какой-то годовщине чего-то подготовить доклад минут на десять по обличению крепостничества в царской России. Понятно, что Виктор вспомнил про Радищева. Сходил библиотеку и взял книгу. Там, он точно помнил из школы, была глава про то, как крестьяне бар убили.

Книга небольшая и Кох её всю за вечер осилил, в том числе и про убийство это. Там такая история, было у… барина три сына, и все трое дебилы. Ходили они по деревне и девок насиловали. Двое, значит, держали, а один пользовался. Ну и нашли очередную, отбившуюся от стада тёлку и начали к ней домогаться. А тут её жених из кустов с колом выскакивает и давай насильников бить. Поймали его потом и решили забить кнутом насмерть, а народ в селе взбунтовался и всех барей убили. Ну, солдаты всех повстанцев повязали и на суд, а судья то ли честный, то ли женой барина купленный. Не захотел всех мужиков в Сибирь отправлять. Скорее всего, всё же женой купленный. Мужа нет, сыновей нет, так ещё и всех крестьян изымут. Вот она и подсунула судье со странной фамилией Крестьянкин денежку. Но там ничего не получалось у бедолаги, и он в отставку ушёл. Понятно, про это правда не написано у Радищева, но следующий судья мужиков кого повесил, а кого в Сибирь отправил, а жена барина и без денег даденых Крестьянкину осталась и без мужиков. А нефиг, нужно было сыновей нормальными воспитывать.

Подготовил тогда Кох доклад и прочитал. Комиссии понравилось. А только пытливый ум курсанта после прочтения книги охренел. Там есть интересная глава про попутчика, который страдает от того, что он в публичном доме подхватил сифилис и заразил им молодую жену, а она сына в утробе, и сын умер и жена, а мужик себя корит. И тут-то и вылез Радищев. Он, оказывается и когда в Лейпциге учился, и потом в Питере, тоже все публичные дома посещал, ни одного не пропуская, и тоже сифилис подхватил и потом жену заразил и детям передалось. И у него жена умерла. И интересный вывод товарищ первый революционер сделал, не он виноват, и не тот мужик, что по борделям ходил, а Екатерина, которая публичные дома не запретила. Так более того, в следующей, кажется, главе понравилась Радищеву девушка, что-то там про лошадей и коров, и он её от полноты чувств в губы поцеловал. Зная, мать его, что у него сифилис. И умер от сифилиса Радищев, точнее от его последствий, мозг совсем размягчился, ничего уже не соображал борец с самодержавием и хлебнул «царской водки», которую сын приготовил, чтобы эполеты почистить. Ну, пламенные борцы с царизмом и должны умирать от царской водки.

Вот, всё это Кох и рассказал пацанам потом в курилке. Так какая-то падла тут же побежала к парторгу и доложила. Коха вызвали и хотели отчислить, перед этим выгнав из комсомола. И чего-то там пошло не так. Может начальник училища не захотел сор из избы выносить, а может и сам он не любил сифилитиков. Но всё кончилось строгим выговором и лишением увольнительных на месяц. Ну и пятью нарядами.

И тут опять эта проклятая книга. Но, прежде чем сжечь, Сашка её внимательно прочёл, обновил воспоминания, и чуть лучше получилось из-за этого подготовиться к путешествию. И в первую очередь он отбросил идею добираться на почтовых. Подорожную купили на Аньку и её четырёх слуг, так на всякий случай. Мало ли на выездах из городов прицепятся всякие товарищи, а сами решили ехать в собственном дормезе и со своими лошадками.

Дормез — это большущая карета, в которой можно спать. (ДОРМЕ’З, фр. dormouse, букв. Соня) Стоит эта карета кучу денег. Простая-то, если на хороших рессорах, то и за тысячу рублей уходит. Сашке же повезло, и он настоящий дормез, правда, в чуть покоцанном состоянии, купил за пятьсот рублей. Дело было так. Командира Тульского оружейного завода попёрли в отставку. Вот генерал-майор Филисофов, собираясь на пенсии сидеть в деревне, часть имущества и продавал. Попёрли его не просто так. В прошлом году Тульский оружейный завод сгорел дотла. Ничего не осталось. Головёшки одни. Только у здания управления каретник удалось пожарным отстоять. Он тоже начал гореть, но погасили, ещё то помогло, что чуть в стороне стоял и кирпичным был. В нём дормез генеральский и стоял. Пожар был летом, а дормез стоял на полозьях, последний раз на нём Философов ещё в