Что касается ее дома в Эллемме, она снизила цену на двадцать тысяч евро за неимением серьезных предложений. Снова приходили потенциальные покупатели, но не могло быть и речи о том, чтобы присутствовать при осмотрах.

Само собой разумеется, от Земана и усача больше не было ни слуху ни духу, и в жизнь Абигэль вошла еще одна загадка, связанная с ее отцом. Тайный код так и остался нерасшифрованным, хотя она продолжала получать мейлы от участников различных форумов, куда посылала свою головоломку. Но ни одно из этих посланий не давало мало-мальски серьезной ниточки.

Усталый Фредерик вернулся поздно. Как всегда, его выматывало топтание на месте. Абигэль, хоть и не участвовала больше в деле, была в курсе развития – вернее, неразвития – ситуации. Дети были где-то взаперти, и в молодой женщине все еще жило глубокое убеждение, что они живы. Фредди больше не подавал признаков жизни, все ниточки заводили в тупик. Абигэль научилась определять настроение своего гостеприимного хозяина по количеству карамельного мороженого, которое он поглощал – и исторгал обратно. И на данный момент он был близок к тому, чтобы истощить запасы ближайшего Häägen-Dazs[18].

Он вошел в кухню и поцеловал ее в щеку.

– Пахнет вкусно.

– Я попыталась приготовить тайское блюдо. Но не очень получилось.

Она расставила на столе блюда, и они начали есть. Уткнувшись в тарелку, Фредерик глотал машинально, погруженный в размышления.

– Ты что-то немногословен.

– Отец Артура приходил сегодня в Безумную Вдовушку. Он проделал весь путь от Нанта с футбольным мячом своего сына на пассажирском сиденье. Помнишь, тот мяч с автографом Зидана? Но он не просто положил его рядом с собой, Аби. Дорожный регулировщик сказал, что он пристегнул его ремнем безопасности.

Абигэль замерла.

– Чего он хотел?

– Отдать нам этот мяч, чтобы мы его бережно хранили. Он рассказал, что прошлой ночью мяч заговорил с ним голосом Артура. Теперь он не хочет держать его у себя. Пока Артур не вернется.

Он отложил вилку и вздохнул:

– Абигэль, я все время думаю об этих детях. Они всегда со мной, где бы я ни был. На днях я катил тележку в супермаркете, а ребятишки шли за мной по проходу гуськом. Эти дети молча ждут, чтобы мы их нашли.

– Мы их найдем. Я уверена.

– Знаешь что? Сегодня с полудня я думаю о Золушке, из-за дурацкой рекламы Уолта Диснея, которую увидел на автобусной остановке. Мы до сих пор не выяснили, кто она. Нашли длинные светлые волосы на мерзком чучеле и два месяца спустя так и не знаем, кому они принадлежали. Эта девочка, которой Фредди обрил голову, откуда-то же она взялась? Какие-то люди должны были заметить ее исчезновение, даже если она из приюта или интерната? Есть же у нее школьные друзья? Так почему никто ничего не говорит? Почему никто не придет в комиссариат или в любую бригаду жандармерии во Франции и не скажет: «Эту девочку, которую я видел на днях, я часто встречал, а теперь знаете что? Она исчезла»?

Он отодвинул тарелку. Есть больше не хотелось.

– А если все это так и кончится? – Он щелкнул пальцами. – Если мы никогда не выясним правды? Если эти дети пропали с концами и мы не узнаем почему? Не сможем им помочь? Почему Фредди оторвал их от семей, почему держит в плену, чему подвергает?.. Ты представляешь, Абигэль? Как я смогу не пережевывать это всю оставшуюся жизнь? Не думать об Алисе, Викторе, Артуре и… о Золушке? Черт побери, мы даже имени четвертой не знаем! Она лишь вопросительный знак, приколотый к толстому вонючему животу Безумной Вдовушки.

Он встал, чтобы убрать со стола. Она тоже поднялась.

– Ты ведь не опустишь руки, если даже я потихоньку выкарабкиваюсь?

– Не знаю. Все так сложно. Может быть, я просто не создан для этой работы.

Фредерик повернулся к ней, оба чуть помедлили, а потом губы их встретились. И все закружилось вокруг них. Абигэль увлекла его в спальню, где он ночевал. Она хотела его, потому что это было человеческое тепло, потому что он всегда был с ней, вытащил ее из ямы и сам тоже нуждался в нежности. Она не испытывала к нему глубокого чувства – пока, во всяком случае, – но от всего сердца надеялась, что любовь придет. Ибо этот человек в самом деле того стоил.

Молодая женщина разделась не раздумывая, разом обнажив истерзанное болезнью тело, казалось прошедшее через руки сварщика.

– Тебе не страшно заниматься любовью с чудовищем Франкенштейна?

– Ты не была бы Абигэль Дюрнан без этих шрамов. И мне они нравятся.

Они упали, голые, на постель и бежали от всего, перемешав нежность и неистовство, просто чтобы побороть своих демонов, отринуть тьму и зверство этого мира, который день ото дня давил им на плечи, лишал надежды, уничтожал их порой. Фотографии львов, жирафов и зебр заплясали вокруг Абигэль под вспышки и обрывки звуков, словно от сминаемого железа, под завывания, пока она кончала и муть в ее голове смешивалась с гормонами удовольствия, словно героиновый кайф в зловонной темнице.

И когда ее окутало оцепенение, когда пропидол захватил клетки ее мозга, управляя сном и отодвигая нарколепсию в дальний уголок организма, Абигэль уже не знала толком, было ли все, что она пережила в объятиях Фредерика, реальностью или сновидением.

Назойливо зазвонил телефон, лежавший на радиобудильнике. Ей показалось, что Фредерик заворчал и перегнулся через нее. Она с трудом подняла веки, наполовину одурманенная лекарством, закрыла глаза, вновь открыла их несколько минут спустя. Рядом никого. 2:25 ночи. Она встала, на автомате пошла на шум в ванной. Фредерик натягивал свитер с высоким воротником. Глаза его походили на два воздушных шарика.

– Кто это звонил среди ночи?

– Лемуан. Водолазы обшаривали вчера дно Скарпа между Дуэ и Сент-Аманом. Вечером они нашли под водой твой черный «кангу». Делом занимается местная бригада, информация дошла до отдела розыска всего несколько часов назад…

Точно сквозь туман Абигэль увидела, как лицо Фредерика исказилось перед ее глазами. Оно корчилось, сжималось. Она вскрикнула, когда он протянул к ней руку.

– Ох… что с тобой?

Абигэль покачала головой. Лицо вновь обрело нормальный вид.

– Ничего. Это от пропидола. Мне вредно просыпаться среди ночи, когда лекарство еще действует.

– Лучше ляг.

– Все уже прошло.

Он нежно поцеловал ее в шею.

– Кстати, мне было очень хорошо вчера вечером. Я надеюсь, что это подвигнет тебя перебраться в мою спальню.

Она оперлась о край раковины.

– Куда ты?

– В Институт судмедэкспертизы.

– Почему? Почему ты едешь туда?